Шепот Земли и молчание Неба

Высказанная мысль не очень-то оригинальна. Еще Сергей Александрович Токарев, рассматривая племенной культ бога левитов Яхве, его становление в качестве главного бога иудеев, писал, что «черты бога-миросоздателя Яхве приобрел гораздо позже, видимо, в „послепленную“ эпоху под вавилонским или иранским влиянием; до этого образ Яхве едва ли имел какое-либо отношение к космогоническим представлениям». По мнению С. А. Токарева, в окончательном формировании того образа Яхве, который был принят за образ христианского бога-отца и мусульманского Аллаха, культура древних иранцев сыграла известную роль. Любопытно еще и то, что Яхве превратился из национального бога израильтян, из военного покровителя их племен, завоевавших Палестину, в бога — вседержителя и творца только в так называемую «послепленную» эпоху, в VI–V веках до нашей эры. Эти века синхронны времени возникновения буддизма в иной, хотя и близкой в хозяйственно-культурном отношении, части Азиатского континента.

Различные религиозные системы возникали как социальная потребность классового общества идеологически обеспечить правомочность самого классового неравенства, поддержать «право» господствующего класса на угнетение и зависимость нижестоящих на социальной лестнице. В условиях формирования классового, прежде всего рабовладельческого, строя, который нередко утверждался путем захватнических войн, религию победителей навязывали побежденным. В сложных системах, типа индуизма, побежденных еще и размещали по кастовой принадлежности, выделяя им, естественно, место в низших кастах.

Оказалось, что не только общество разделилось на противостоящие новые социальные группировки, но и религии, впитавшие в себя обширный спектр традиционных верований, противостояли друг другу. В мире не было социального и не было идеологического единства. И как в социальных структурах господствующее положение сосредоточивалось в руках неизмеримо малой кучки людей, выдвигавшей своего лидера, так и в религиозной сфере окрепший сонм богов в конце концов сводился сначала к узкой группе «высших судей человеческой судьбы», а затем к единому высшему божеству.

Такой переворот в идеологии, в сознании масс, придавленных несправедливостью то ли кастовой системы, то ли рабовладельческого гнета, неумолимо должен был породить представления об ином, высшем божестве, не связанном с прежними богами или, во всяком случае, резко противостоящем им.

Прежде всего подобное состояние в общественном сознании проявилось на просторах Индостана, где жесткие рамки кастовой системы, откровенно поддержанные индуизмом и его священнослужителями — брахманами, вызывали чувства протеста и откровенное сопротивление племен и народов, включаемых путем захвата в пределы индуистских царств.

Легенда свидетельствует, что где-то в районе современного Непала, у отрогов Гималаев, в роскошном дворце царя Шакья родился сын. Удивительным было рождение мальчика. По небу пронеслись знамения, птицы пели восторженно, а мальчик, родившись, тут же пошел. Уверенно сделал семь шагов, и появилась вода на тех местах, и семь лотосов распустились, где отпечатались следы маленьких ног. Почти три десятка лет прожил царевич в спокойствии и довольстве в родительском дворце, где воздух был всегда прозрачно-благоухающим. И только память о происшедших встречах за пределами дворца беспокоила его душу. Редко, очень редко покидал царевич дворец, но как-то, покинув его, он встретил больного, потом старика, а еще как-то — мертвеца, которого несли на носилках.

С тех пор царевич, который раньше ничего не видел вокруг, кроме радостных лиц своих домочадцев и слуг да веселых красавиц, услаждавших его взор, задумался о больном, старике и мертвеце.

Однажды ночью он проснулся и увидел дневных красавиц на ложах в отвратительном виде, с уродливыми лицами, неприятными вздохами. Покинул царевич свои покои, сел на любимого коня и незаметно выехал из дворца. Донес конь царевича из рода Шакьев на север Индостана. Опустился царевич на землю под деревом бодхи и предался раздумьям. Сидел он почти недвижный, пытаясь понять смысл жизни и мироздания. Ничто не могло отвлечь его. Перед ним неожиданно возникали пиршественные столы, и сидевшие за ними звали его к себе, а он ничего не слышал и не замечал. То злой дух тьмы Мара решил искусить царевича, отвлечь его от благочестивых мыслей. Посылал Мара и прелестных красавиц, грациозных, но даже не двигался с места царевич. Так прошло много дней, и стал царевич буддой, стал «просветленным». И познал он истину: жизнь — страдание, причина страданий — людские желания. Чтобы пресечь желания, нужно прекратить цепь перерождений и путем истины достигнуть состояние нирваны. Нирвана — это нечто непередаваемое, это когда ты одновременно существуешь и не существуешь, ты есть в своем разуме, но вне физической оболочки и, значит, вне всяких желаний.