— Нет, изобретатель! Он писал воззвания. Но писал-то не он, а Лена Боннэр — он ведь, как все изобретатели, был с огромным приветом.
— Погоди, ты мне голову окончательно запутала. При чем тут Боннэр?
— Если она капнет американцам, те враз скинут кого угодно: хоть премьера, хоть президента.
— А Сонька?
— Сонька тоже влиятельная. Неприятная бабка: приходит в чужой дом, как в свой: ест, пьет в три горла, воняет папиросами, а потом в этом же доме гадит. Распускает слухи, головы морочит, сталкивает лбами, и, что характерно, безнаказано. Всегда во все вносит путаницу. Что ни сделает, все сходит с рук. А попробуй тронь — такой визг поднимется! Если б ты знал, какой она базар может поднять. Будет вопить, что свободу зажимают. А какая свобода?
— За базар надо отвечать, — резонно заметил Борис Борисыч. — Фильтруй базар — за каждое лишнее слово… — Он тихо засвистел.
— Она Кольке капнула, что Иван Ильич живет со мной, ты понял?
— За это надо ответить…
— Чтоб поссорить отца с сыном. И сын отправил батьку на Север. И теперь батька на льдине. Иногда мне хочется Соньке так дать по башке, чтоб по самую… раскололась.
— Это понимаю, — кивнул Борис Борисыч. — Делают гадости на голубом глазу, а в случае чего, косят под психа.
— Закатывает истерику или показывает презрение.
— И все у них в ажуре, на кривых оглоблях к таким не подъедешь. Знаю таких. Воруют, гадят, а все чисто. И все знают, что негодяи, а они и сами не скрывают этого.
Борис Борисычу, казалось, доставляло удовольствие говорить с Серафимовной — неважно о чем.
— Она как в крепости. Ее тронуть — себе дороже будет.
— Может, ее… того? — Борис Борисыч засвистел. — Воздух свежее будет.
— Ладно шутить! — отмахнулась Серафимовна.
— А я тебе говорю: за базар надо отвечать… Однажды прочитал книжкукент дал — называется "Преступление и наказание". Чуть со смеху не умер обхохотался.
— Чего там смешного?
— Там один малый грохнул старуху. Старуха, замечу, омерзительнейшаякак твоя Сонька. И потом шестьсот страниц мучился, переживал. А чего страдать? Для меня удушить такую Соньку — что муху прихлопнуть. И в голове об ней ни малейшей мысли.
— Уж не хочешь ли ты взять Соньку на гоп-стоп?
— Дело пустячное. Дай адресок и фотку, чтоб путаницы не вышло.
— Ну ты даешь!
— Вообще-то я ее видел. Ее ни с кем не спутаешь. Разве что с Боннэр.
— Как ты это сделаешь?
— Не твое дело.
Серафимовна положила руку на плечо Борис Борисыча и горячо заговорила, ее при этом разбирал смех:
— Слушай, отец родной! Я грех на душу брать на хочу — хватает грехов. Но не хочу, чтобы она считала всех нас придурками, которые не способны ей ничем ответить. Из страха. Она ведь и в гробу сделает кому-нибудь гадость. Не сможешь ли ты испортить ей сантехнику? Ну, чтоб в дерьме захлебнулась? А то она всю жизнь сплошь в белом.
— Трубопроводы?
— Вот именно! Тогда она займется наконец делом — у нее не будет времени гадить другим. Понимаешь?
— Какой у нее этаж?
— Первый с решетками.
— Вечно ты мне усложняешь жизнь, — вздохнул Борис Борисыч. — Придется изучать сантехнику, собирать инструмент… Надо, наверное, сделать так, чтобы полетели трубы, замурованные в стены. Тогда придется и стены долбить.
— Так, так! — обрадовалась Серафимовна. — Тебя будут благодарить тысячи людей. Нет, миллионы!
— Надо разработать операцию. Я часто разрабатывал операции. Моя башка много стоит! И еще. Дай-ка адресок этого Сени.
— Хочешь поговорить с ним?
— Посоветую, что надо старших уважать.
Серафимовна написала адрес и телефон.
Борис Борисыч поглядел на бумажку, потом щелкнул зажигалкой.
— Ну ты даешь! Как шпион, — восхитилась Серафимовна.
— Без меня вам никакого житья не дадут. А может, Соньку твою того?спросил Борис Борисыч с надеждой в голосе. — Это проще. И хлопот меньше. Одна маленькая веревочка.
— Нет, нет! — горячо возразила Серафимовна. — Пусть поплавает в дерьме.
— Озорница ты моя! — пустил Борис Борисыч добрую отеческую улыбку в сторону Серафимовны.
Борис Борисыч был "прошляк" — давно ушел в тину. Некоторые считали, что он — "гнутый", то есть, вор сломленный. Но с начала так называемой перестройки, когда только ленивые не крали и не грабили, он вышел на свет Божий и стал потихоньку осматриваться. Пришел к выводу, что главное ворье в наше время — вчерашние учителя марксизма-ленинизма и секретари, начиная с первого. Но третьи — злее: им в свое время недодали. То есть большевички перестали косить под "ум, честь и совесть" и занялись тем, к чему имели призвание — к крутому криминалу, к которому стремились и ранее.
Борис Борисыч терпеть не мог беспредельщиков, чьи хари мелькали на экране телевизора, которым они безраздельно владели. А сколько их вне телевизора?
Эх, организовать бы бригаду! Впрочем, говорят, уже имеется бригада из афганцев и чеченцев, которые занялись беспредельщиками. В том числе и виновными в развязывании войн.
Показалась полоса, перехваченная снежными передувами и занятая полузанесенным самолетом с опущенной плоскостью и вывернутой ногой.
Авиатехники и слесаря торопливо возводили из привезенного бруса сруб под шаровой опорой крыла для домкрата.