Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы

Счастливое поэтическое время, время беззаветной храбрости, готовности к самопожертвованию, время глубоких, чувственных переживаний, время Урилджа с его «Писанием о Розовом всаднике», время Неоридана с его статуей Наслаждения. Время, когда наступившее помешательство настолько очевидно, что вызывает у окружающих лишь сострадание; время дерзновенных деяний, когда любовь сокрушает армии и покоряет города. Время, когда любая несбыточная мечта может осуществиться, потому что в руках безумцев на короткий миг оказывается самое победоносное оружие мира – божественная сила любви. В конце концов, время, которое глупцы не ценят и часто гонят прочь, не осознавая того, как оно кратко, время, которое и само по себе пролетает одним днем, уходя безвозвратно в прошлое, а в отболевшем сердце остаются лишь смутные воспоминания, в которые с черствой старостью и верится с трудом.

Тхелосы Авидронии с давних пор оттачивали свое риторическое мастерство в спорах о сущности любви. Одни напыщенно утверждали, что есть только вожделение, и в этом смысле люди ничем не отличаются от животных, к примеру от собак, а то, что называют любовью, – есть некая сугубо человеческая болезнь сознания, вызванная давлением на разум раскаленной похоти. Другие философы искали ответы в храмах, находя в любви только символы божественного духа, никоим образом не связанного с плотскими желаниями. И только малая часть мыслителей, к которым с некоторой долей сомнения можно было отнести и вездесущего Провтавтха, объединяла два противоположных представления воедино, считая, что в любви разум неотделим от тела, и, когда уже «свершилось воссоединение духовное», конечной и высшей степенью, без которой не будет «радости сердец», является телесное сближение. В «Семи колодцах» Провтавтх предположил, что люди не являются более развитым видом животных, как многие считают, а скорее всего, посланцы богов и прибыли с далеких звезд. Поэтому яркие неповторимые чувства, особенно страсть к женщине, даны им свыше и являются самым ценным, что у человека есть. «Считаю, – писал Златоустый Громогласец, – что люди не осознают истинной силы любви, ибо, если бы осознавали, воздвигали б ей величайшие храмы и приносили величайшие жертвы!»

Не успели раны затянуться, как ДозирЭ бежал от лекарей в свой отряд и при первой же возможности устремился в город. Пустив Кумира рысью, молодой человек распугал немало горожан, встретившихся по дороге, и, казалось, за несколько мгновений проделал знакомый путь от Дворцового Комплекса Инфекта до малоприметной акелины с каменным порталом и массивными дверями из черного бутона. Оставив Кирикиля внизу, у входа, ДозирЭ договорился с любезной Жуфисмой и взбежал по лестнице в покои Андэль. Взяв девушку за руки, он увлек ее на хирону и там дал волю своим чувствам, смешав признания, поцелуи, клятвы, объятия, молитвы и нежные ласки в один пылкий сумбур.

– Скоро ты будешь свободна! – как бы невзначай сообщил ДозирЭ. – Мне осталось найти каких-нибудь пятьдесят инфектов…

Андэль еще никогда не видела молодого человека столь взволнованным и сначала даже перепугалась. Но потом, испытав прикосновения его тела, выслушав путаные, но непритворные откровения, люцея получила, вместе с исходившим от мужчины притягательным жаром и вместе с его горячим дыханием на ее лице, ту добрую сладостную волну страсти, которая заставила ее впервые за несколько лет разнежиться, почувствовать успокоение и защищенность.