Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы

– Почему ты так одета? – спросил он люцею удивленно.

– Мне холодно, мой Бог, – ответила Андэль, с трудом справившись с чувствами.

Она скинула плащ и бросила его в сторону. Инфект с удовольствием посмотрел на нее, еще раз отметив про себя, как она восхитительна, насколько чудесны все подробности ее тела, легко угадываемые под тонкой шелковой тканью. Но вдруг нахмурил брови.

– Где же дарованные мною драгоценности? Они тебе не нравятся? Я прикажу наказать ювелира и преподнесу тебе другие, во сто крат прекраснее.

– Нет-нет, я просто переодевалась и не успела их надеть. Позволь мне сделать это сейчас!

– Потом, – отмахнулся Алеклия. – Подойди ко мне. Сядь.

Андэль исполнила приказ. Инфект поднял голову девушки за подбородок и заглянул в ее глаза. Его взгляд был добрым, почти нежным, но слишком пристальным.

– Ты дрожишь? – мягко спросил он. – Тебе действительно холодно?

– Да, хозяин.

– Не называй меня хозяин. Ты – не рабыня, а я – не твой господин. Скорее друг, любовник.

– Да, мой Бог.

Божественный бережно приблизил девушку к себе и, как мог, обогрел на своей груди, поглаживая по волосам, как ребенка. С полузакрытыми глазами он сначала размышлял о чем-то своем, а потом разомлел, забылся, окунувшись в сладкие волны дремоты, и замелькали в его угасающем сознании, причудливо смешавшись, всполохи всех забот и переживаний последних дней. Гигантская усталость навалилась на плечи. Только здесь, обнимая вот так вот, словно дитя, свою маленькую возлюбленную, он мог хоть на мгновение почувствовать себя обычным человеком, испытывающим и усталость, и страх, и бессилие. В глазах подданных он обязан быть только всемогущим правителем. Он должен быть Богом. Тяжела ноша Бога, которому не чуждо ничто человеческое.

Люцея действительно дрожала, но не от холода, а от страха, который сотрясал всё ее тело. Искренне считая, что перед ней существо высшее, она полагала, что вся ее суть видна ему насквозь – все мысли, чувства, все потаенные желания. И еще ей казалось, что она слышит сдавленное дыхание ДозирЭ, спрятавшегося за статуей, а значит, и Он, этот живой Бог, должен слышать эти звуки, и сейчас произойдет что-то ужасное. Но Алеклия не двигался, только ровно дышал, будто заснул, и постепенно Андэль перестала бояться, ей вдруг стало хорошо и покойно. Теперь она испытывала те давние чувства, которые пережила много-много лет назад, когда она засыпала на груди Чапло. И ей представилось, что она – маленькая девочка, а мужчина рядом – ее отец.

ДозирЭ, спрятавшийся в углу, замер и вынужден был всё это время стоять неподвижно, не имея возможности ни переступить с ноги на ногу, ни пошевелить рукой. Все его многослойные доспехи с подвижными пластинами панциря и оплечий, со звонким передником, с сотней крючков и хрустящих кожаных ремешков только и ждали малейшей оплошности, чтобы беспечно брякнуть, лязгнуть, громыхнуть. И измученному воину лишь оставалось наблюдать из темноты за своим правителем и своей возлюбленной. Его охватило сначала чувство униженности, а потом жгучий стыд такой силы, что ему захотелось выйти из укрытия – будь что будет. Но время было упущено: Инфект при помощи люцеи уже скинул серебряный нагрудник и обнажился по пояс, разделась и Андэль; и самый великий человек на свете – в этом у ДозирЭ не было сомнения – и любимая девушка, ради которой грономф готов был в любой момент, ни о чем не жалея, умереть, предались долгим взаимным ласкам. Никогда в жизни молодой человек еще не испытывал такого отчаяния. Он закрыл глаза…

Когда всё было кончено, Алеклия прилег и было снова задремал, но тут в стороне послышался шорох: это ДозирЭ чуть шевельнулся, и его меч звякнул о доспехи. Инфект приподнялся на локте, вглядываясь в темноту. Оттуда на него смотрели безжизненными зрачками неподвижные статуи.

– Должно быть, крысы, – предположила девушка дрожащим голосом.

– У этих крыс, верно, железные зубы… – усмехнулся Божественный. – Что ж, я прикажу рассыпать в углах самого сильного яду, какой найдется.

Тут он, вдруг вспомнив о каком-то срочном деле, начал собираться и вскоре покинул покои, поблагодарив люцею взглядом и едва заметной улыбкой.

Как только дверь закрылась, ДозирЭ с облегчением расправил затекшие члены и на непослушных ногах вышел из своего укрытия. Он был бледен, и в глазах его стояли слезы. Андэль в это время молилась на коленях.

– Нам не следует более видеться, – наконец произнесла она слабым голосом. – Я люблю Инфекта и останусь с ним. Покинь меня и больше никогда не приходи. Я день и ночь буду просить богов за тебя. Эгоу, ДозирЭ.

Ее взволнованное лицо было залито слезами.

– Эгоу, Андэль, – только и произнес потрясенный всем случившимся воин.

Он поднял плащ, в котором пришел, и выбежал вон…