Шеридан

Летом 1756 года супруги Шеридан решились вновь попытать счастья в Дублине. Шеридан помирился со зрителями, пригласил Фута (который впоследствии вывел его в сатирическом виде в комедии) и итальянских танцовщиков, но все было тщетно. Новые враги ополчились против его славы. Шерри устарел, вышел из моды. И тогда он опять вернулся к своим планам «усовершенствования человеческой природы». В декабре 1757 года Шеридан, заручившись покровительством герцога Бедфордского, устроил в концертном зале на Фишэмбл-стрит званый завтрак, в завершение которого произнес торжественно-скучную речь о наставлении юношества, послужившую прелюдией к созданию нового Ирландского общества. Пожертвования полились рекой. Дело возрождения молодежи поручалось профессорам, которых приглашали за баснословно высокое жалованье, а директором нового учебного заведения был назначен Шеридан. Окрыленный успехом, он направился в Англию — содействовать осуществлению проекта. Но не успел он отплыть, как недруги, политические и театральные, разрушили его надежды. Актер, утверждали они, не имеет права руководить школой такого рода. (И с какой это стати ирландец будет обучать англичан английскому языку?) Снова была пущена в ход давнишняя насмешка Келли, и снова дублинская чернь не допустила, чтобы актер был джентльменом. С год Ирландское общество процветало без Шеридана, а затем тихо зачахло от безденежья. Шеридан же перенес свои долги и свои разглагольствования («Бедный Йорик!») из Дублина на английскую почву, в Лондон.

В Лондоне семья Шериданов вступила в спокойную полосу жизни. Глава семейства приступил к чтению публичных лекций. Ораторское искусство, утверждал он, способно исправить любое зло на земле. Декламация, произношение, ударения — вот что заполняло теперь его дни и ночи (это да еще уроки для избранных). Он с успехом выступал в залах Пьютерерс-холл, Спринг-Гарден, а затем в Оксфорде и Кембридже. Босуэлл, слышавший лекцию Шеридана, говорил, что тот читал очень хорошо, хотя и жаловался на недомогание. Эти лекции мало-помалу вошли в моду. На один из курсов лекций, прочитанных Шериданом в 1762 году, записалось не менее тысячи шестисот человек, уплатив по гинее за каждую лекцию, а печатные тексты его выступлений шли по цене «полгинеи в переплете».

Шеридан давал частные уроки; одним из его учеников был лорд Перси, другим — Босуэлл. Его известность не ограничивалась одним только Лондоном: в 1758 году оба университета страны присвоили ему почетные ученые степени. Два года спустя он вернулся на сцену и имел такой успех, что критики не знали, кому отдать предпочтение — ему или Гаррику. В начале 1761 года миссис Шеридан имела основания писать, что он пользуется «доброй славой и авторитетом, который, надо полагать, будет день ото дня расти».

В ту пору и ее собственная слава способствовала вящему прославлению ее супруга. Рукопись ее романа «Сидни Бидалф» получила одобрение самого Сэмюэла Ричардсона, который взял на себя хлопоты по опубликованию этой вещи. После того как Ричардсон выразил в письме к ней свое восхищение по поводу ее книги, миссис Шеридан ответила ему следующим образом: «По-моему, из всех личин, которые надевает тщеславие, больше всего достойна презрения притворная скромность! Поэтому было бы смешно и глупо, если бы я принялась теперь уверять Вас, что роман, получивший Ваше одобрение, недостоин напечатания. Однако до того, как я узнала о Вашем одобрении, мне казалось, что эту вещь, написанную в манере, столь далекой от модного ныне стиля, никто не станет читать».

Но читали все. Романом зачитывался весь Лондон. Ричардсон, конечно, был в восторге, а доктор Джонсон заметил: «Не знаю, сударыня, есть ли у вас моральное право заставлять читателя столько страдать». Аббат Прево перевел книгу миссис Шеридан на французский язык; роман «Сидни Бидалф» был инсценирован, и одноименная пьеса шла в парижском театре, благодаря чему эта вещь имела во Франции двойной успех, литературный и сценический. Много лет спустя Чарлз Джеймс Фокс объявил эту книгу лучшим романом во всей английской литературе, а Джорджиана, герцогиня Девонширская, в возрасте пятидесяти одного года серьезно спрашивала у своей матери совета: можно ли ей прочесть эту вещь.

Мораль книги сводится к тому, что добродетель не всегда вознаграждается. Несчастная героиня романа одна лишь живет по совести и обретает в сознании своей честности поддержку среди обрушивающихся на нее горестей и несчастий. Любовь низведена в романе на второстепенное, подчиненное место; главное же место занимают супружеское постоянство, семейные привязанности и домашние заботы.