Шериф

В конце апреля, когда грязь везде уже подсохла и Пинт сбросил старое пальто с пузырями на локтях, сменив его на такой же пузырчатый пиджак, когда пациентов в психиатрической клинике стало больше, а свободного времени — меньше, когда он стал бегать по утрам: сначала — с опаской, чтобы не заметили соседи, а потом, по мере того как исчез небольшой живот и улучшился цвет лица — с чувством законной гордости, когда он почти бросил курить и растягивал пачку сигарет на четыре дня, а про пиво и думать забыл, что позволило выкроить некоторую сумму на новые джинсы, — именно тогда все и случилось.

Пинт пришел в университетскую библиотеку, чтобы взять репринтное издание учебника Блюлера, одного из отцов-основателей современной психиатрии. Он хотел знать, насколько изменились взгляды на шизофрению с начала двадцатого века и до наших дней. Кроме того, его очень занимали особенности течения психических заболеваний у детей.

Оскар быстро нашел то, что ему было нужно, и сел тут же, в читальном зале, выписывая самые интересные моменты. Учебник он знал хорошо и поэтому свободно ориентировался в материале.

Он любил университетскую библиотеку. Несмотря на то что Александрийск был небольшим городом, да и университет был одним из самых маленьких в стране, библиотека поражала своей величиной и богатством даже заезжих ученых из обеих столиц.

Здание библиотеки было больше, чем главный корпус университета, а уж хранилище и вовсе необъятным, никто и не знал, что таится под его тихими сводами, что ждет своего часа в его прохладных недрах.

Пинт присел за стол, включил лампу и стал выписывать в блокнот нужные куски. Эта работа никогда не утомляла его. Он делал множество сокращений, понятных только ему, основные тезисы подчеркивал, определения помечал волнистой линией. Его так увлекло это занятие, что он не заметил, как кто-то сел напротив.

Он все же оторвался на секунду — когда перелистывал страницу — и бросил беглый взгляд перед собой, потом снова уткнулся в блокнот. И вдруг… холодок пробежал между лопатками, и во рту пересохло. Он сидел, тупо уставившись в стол, и боялся поднять глаза, боялся, что этот мираж исчезнет. Если не смотреть, у меня останется хотя бы надежда. Все еще не веря беглому восприятию — может быть, я вижу лишь то, что хочу видеть? — он заставил себя посмотреть еще раз.

Это была она.

Та, девушка с фотографии, сидела по другую сторону стола. Сомнений не было: толстая русая коса, изящная шея, голубые глаза, и даже блузка на ней была та же самая — белая, без воротника, с узкими красными и синими полосками вокруг выреза.

Пинт зажмурился и помотал головой. Девушка улыбнулась.

— Я не исчезну, — сказала она. Оскар улыбнулся ей в ответ.

— Это было бы ужасно. Не знаю, как бы я это пережил… — Он осекся. Чуть было не выложил, что давно ее знаю. Интересно, как бы она отнеслась к моему рассказу о краже из фотосалона? Покрутила бы пальцем у виска? Или просто рассмеялась? — Я хотел сказать, что вы… прекрасно выглядите… — Он прикусил язык. Чуть было не ляпнул «гораздо лучше, чем на фотографии».

Девушка снова улыбнулась. Она все время улыбалась. Казалось, сама природа создала ее лицо для этой легкой, нежной, какой-то даже виноватой улыбки.

— Что вы читаете? — спросила она.

— «Психиатрию» Блюлера. Собственно, не читаю, а перечитываю. Я… — тут Пинт расправил плечи и постарался добавить значительности своему голосу, одновременно чувствуя, что выглядит при этом довольно глупо, — психиатр. Заканчиваю ординатуру, — произнес он уже тоном попроще и побыстрее, чтобы не останавливаться на том досадном моменте, что он пока только ординатор.

— Говорят, если посадить психиатра с больным, считающим себя Наполеоном, на целый год в отдельную палату, то еще неизвестно, кто оттуда выйдет: два нормальных человека или два Наполеона. Это правда?

Пинт хотел было снова напустить на себя важность и начать рассуждать о том, что настоящий врач, конечно, всегда принимает переживания пациента всерьез, близко к сердцу, но при этом никогда не забывает, что должен существовать некий защитный барьер, который… Но девушка была так мила и открыта, что подобная напыщенность показалась ему неестественной и ненужной.

— Да… Скорее всего, два Наполеона. И вообще, — он перегнулся через стол, и понизил голос до заговорщицкого шепота, — скажу вам откровенно — в нашу специальность идут только люди особого склада.

— Потенциальные сумасшедшие?

— Точно. — Он подмигнул ей. А ведь я недалек от истины. Интересно, что бы ты сказала, узнав, что я стащил твои фотографии? — И один из них — перед вами. Позвольте представиться — Оскар Пинт. — Он церемонно поклонился.

Теперь девушка не просто улыбалась — она весело смеялась, да так громко, что толстая девица в желтом платье с влажными кругами под мышками, воздвигнувшая неподалеку от них целые бастионы из книг, обернулась и посмотрела с укоризной. Девушка зажала рот белой ладошкой, но не смогла сдержаться, снова прыснула.

— Это что, имя или фамилия? То есть, я хочу сказать, что имя, а что — фамилия? Или это вообще — прозвище?