– Пожалуйста, читайте дальше, дружище.
Я продолжил:
– «Однако, как показывает опыт Британского музея, наиболее важным условием сохранности древних рукописей является низкая влажность воздуха – от тридцати до пятидесяти процентов, – которая препятствует появлению грибка (плесени и ложной мучнистой росы)». – Сильно озадаченный, я поднял глаза на друга: – Холмс, вы уверяли, что я подсказал вам ключ к разгадке. Какой?
– Влажность, – проговорил Холмс. – Четвертое и самое важное условие сохранности манускриптов. Когда мы выехали из Софии, принц рассказал нам, что в этих самых пещерах монахи когда-то выдерживали вино, очень похожее, по его словам, на то, что делают в Шампани. Вы помните его рассказ о болгарских винах?
– Конечно помню, – ответил я, – однако…
– Любой человек, столь же сведущий в алхимии, как принц, знает, что высокая влажность является важным условием производства таких вин. Для красных вин она должна превышать семьдесят пять процентов, а для белых – и все восемьдесят пять. Такая влажность идеальна для выдерживания вина и хранения его в бочках. Вы помните, как сыро было в баптистерии?
– Действительно очень сыро.
– Около восьмидесяти процентов, как мне кажется. Вы согласны со мной?
– Пожалуй, как в Юго-Восточной Азии во время приближения сезона дождей.
– Вы не раз невольно наталкивали меня на разгадку, Уотсон. Натолкнули и на сей раз. Я заметил, что вы очень сильно вспотели, хотя в пещере было нежарко. Я еще подумал, что вам пора отказаться от польки и мазурки, мой дорогой друг. Теперь ваш удел – вальс и тустеп. И никакого квикстепа под звуки дудок и барабанов. Мы еще не достигли каменного алтаря, а мне уже показалось странным, что такая древняя рукопись, к тому же наделяемая сакральной силой, хранится в подобных условиях. И тут я понял, что евангелие никогда не похищали из тайника, потому что
– Но принц говорил, что обращался за консультацией как раз в Британский музей.
– Говорил, хотя это и маловероятно. А если и обращался, то не последовал рекомендациям, – ответил Холмс и рассмеялся.
– Тогда почему…
– Нашему другу нужно было покинуть Софию в момент готовящегося убийства капитана Бэррингтона. Придумав кражу евангелия, принц получил предлог, чтобы пригласить нас в свою страну. Уверив, будто пропавшая рукопись хранилась в пещерах, он смог отправиться с нами в путешествие, длившееся целых три дня. Его алиби должны были подтвердить свидетели из чужой страны, причем самые авторитетные – он привык выбирать лучшее.
– Наверное, Фердинанд не принял в расчет ваших познаний в химии, пока вы не вручили ему телеграмму. Тут-то он понял, что вы все это время знали об обмане.
– Да, он сразу все уразумел.
– Это объясняет, почему он…
– Разозлился? Да. Сперва он решил, что я собираюсь разоблачить его аферу. Но потом догадался, что нам заткнули рот. Иначе почему я предъявил доказательство того, что исчезновение Зографского евангелия всего лишь часть кровавого плана, самому принцу? Почему не передал его агентству Рейтер или балканскому корреспонденту газеты «Пэлл-Мэлл», вызвав громкий скандал в прессе? Принц понял, что собственное правительство связало нам руки. Это и послужило причиной его гомерического хохота.
Холмс затряс головой, изображая всем своим видом смиренную покорность, и саркастически рассмеялся.
– Никогда не было и, наверное, уже не будет на свете принца коварнее Фердинанда. Будем надеяться, что судьба когда-нибудь снова сведет нас.
Я задумался, а потом признал:
– И все-таки некоторые стороны этого дела остаются для меня непонятными и даже ставят в тупик.
– Спрашивайте, дорогой друг. Я в вашем полном распоряжении на ближайшие несколько часов, что мы проведем в пути. Готов ответить на все интересующие вас вопросы.
– Первый и, уверен, самый простой, возможно даже несущественный, уже не ругайтесь, касается поставца для графинов со спиртным. Когда мы покинули дом Бэррингтонов после первого посещения, вы спросили, не видел ли я его. Я ответил, что не видел, равно как и кувшинов с джином, вермутом или шерри. Почему вы придали такое значение отсутствию в доме крепких алкогольных напитков?
– Да, это мне показалось очень странным, как и другое мое наблюдение, сделанное раньше. Усы мнимого Бэррингтона ни чуточки не изменились за тот год, что разделяет свадебную фотографию и картину Сарджента. Я мог допустить, что капитан Коннаутских рейнджеров бросил пить после свадьбы – я припоминаю, что вы тоже отказались от этой привычки, когда женились на мисс Морстен, – но вряд ли вместе с ним на путь воздержания вступили все, кто приходил к нему в гости, – старые друзья, полковые офицеры. Что бы они ответили на предложение выпить яичного ликера?
– И как же вы объяснили эту странность?