Оказалось, что двери Кресент-лодж не заперты. Сжимая в руках револьверы, мы вошли в дом – шаги гулко отдавались в пустом коридоре.
– Кто-то здесь недавно побывал, – прошептал Холмс, указывая на следы влажной грязи на полу коридора. – И уж полиция бы точно не оставила дверь открытой после вчерашнего налета.
Мы продвигались по дому. Было ясно, что Холмс направляется в оранжерею. В здании стояла жутковатая тишина. Казалось, сам дом затаил дыхание. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум наших шагов и шорох одежды. Когда мы дошли до дверей оранжереи, я заметил, что Холмс замялся – раньше с ним такого никогда не случалось. И я догадывался, в чем дело. Он прекрасно понимал, что, если баронесса там, ему снова придется сопротивляться ее непреодолимой силе, и даже сейчас у него не было уверенности, что он выйдет победителем. Потом, с мрачной решимостью на лице, он отворил дверь, и мы вошли.
В дальнем конце оранжереи, у окна, выходившего на лужайку, где была похоронена пантера, спиной к нам сидела женщина. При нашем появлении она не двинулась с места. Не пошевелилась и когда мы приблизились, продолжая смотреть на могилу огромной кошки.
Холмс мягко положил руку ей на плечо, и она медленно обернулась. Мы оба опешили: то была не баронесса. Собственно, я никогда раньше не видел эту женщину. Она была молода, лет двадцати пяти, со свежим цветом лица. В глазах Холмса мелькнули удивление и разочарование, но он сразу же овладел собой.
– Мистер Холмс? – произнесла юная дама нежнейшим голосом.
– Да, это я, – ответил мой друг.
– У меня для вас письмо.
Она достала из складок платья длинный белый конверт, на котором стояло имя Шерлока Холмса.
Холмс взял конверт, вскрыл, прочитал записку. У него вырвался странный полувздох-полустон. Дочитав, он еще долго держал письмо в пальцах, разглядывая четкий почерк, – будто ожидал узнать по нему что-то еще. Потом передал письмо мне. Я прочел:
– Какая поразительная женщина! – пробормотал я, подходя к своему другу, который стоял у окна, устремив взгляд на могилу пантеры.
На могиле лежал огромный букет красных роз, на нежных лепестках все еще блестела утренняя роса.
– Согласен. Могу лишь повторить ее слова: «Какая жалость, что мы – игроки противных сторон».
– Какое невероятное дело, Холмс.
Эпилог