Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)

Где-то неподалеку заухала сова.

– Она чувствует приближение ночи. Скоро совершенно стемнеет, и силы зла восторжествуют, – спокойно заметил голландец.

«Исчезнет без следа дневная благодать,

Когда в ночи охоту начинает тать», – продекламировал Холмс. – Как вы знаете, профессор, я – человек не суеверный, но, право, в ваших словах есть нечто пугающее. Общепризнан тот факт, что большая часть преступлений совершается ночью. Темнота – лучший союзник преступника, его защита и укрытие.

Вновь заухала сова.

– Эта птица определенно с нетерпением ожидает ночи, – пробормотал я.

– Она готовится к охоте – и не только она, – заметил Ван Хельсинг. – Холмс, ведите нас к склепу Маркэмов.

Мы молча пороследовали через кладбище за Холмсом, несущим фонарь. Многие надгробия были полуразрушенными, покосившимися, а неухоженные могилы заросли сорняками. Увы! Грустное напоминание о том, как быстро забывают мертвых.

– Вот он. – Холмс поднял фонарь.

Тусклые лучи осветили небольшое приземистое строение в углу кладбища.

Пока мы подходили к склепу, я мельком взглянул на двух своих компаньонов. У обоих на лицах было выражение мрачной решимости. Мы спустились по нескольким ступенькам, ведущим ко входу. Ржавые железные воротца, к моему удивлению, легко распахнулись. Ван Хельсинг с Холмсом обменялись понимающими взглядами.

Едва мы вошли внутрь, как наших ноздрей коснулся тлетворный дух смерти. Мимо ног засновали мыши и крысы, потревоженные нашим появлением. В плоском потолке было проделано небольшое круглое оконце с витражом, и слабо окрашенный кружок света падал на дубовый гроб, установленный на каменную плиту в центре склепа. Вдоль двух стен шли каменные скамьи, на которых стояли покрытые паутиной гробы почивших поколений Маркэмов. Скудный свет от фонаря Холмса наполнял помещение мрачным свечением, на стены и потолок падали наши искаженные, причудливые тени.

Наши взгляды, как по команде, обратились к гробу. В отличие от остальных, на нем не было заметно следов времени. Холмс поднес фонарь ближе, и мы увидели на крышке латунную дощечку с именем Виолетты Маркэм.

Поставив саквояж на пол, Ван Хельсинг проворно снял крышку гроба, и мы увидели его обитательницу. Я мысленно готовился к этому зрелищу, но в тот момент не смог сдержать дрожи. Завернутая в запятнанный кровью саван, там лежала молодая девушка, напавшая на нас прошлой ночью. Глаза ее были закрыты, но веки трепетали от быстрого движения зрачков под ними. Ее призрачно бледные черты выражали одновременно покой и жестокость. Если не считать темного шрама в форме креста на лбу, кожа ее была безупречно гладкой, полные губы сохраняли ярко-красный оттенок. В уголке рта был заметен след запекшейся крови.

Ван Хельсинг склонился над девушкой и приподнял ее верхнюю губу, обнажив клыки, более длинные и острые, чем обычно бывают у людей. Скорее они походили на клыки животного.

– С помощью них она получает доступ к крови жертвы, – пробормотал он.

Мы с Холмсом, не отрываясь, смотрели на существо в гробу. Никогда прежде в совместных приключениях не доводилось нам видеть ничего подобного.

Вдруг от порыва ветра со звоном захлопнулись воротца склепа. Этот шум, казалось, побудил Ван Хельсинга к действию.

– Пора, – отрывисто произнес он. – Иначе скоро она восстанет вновь.

Словно завороженный, я смотрел, как профессор достает из саквояжа большой молоток и деревянный кол с заостренным концом около фута длиной.

– Посветите, Холмс.

Мой друг поднес фонарь ближе к гробу.

Я подался вперед, в тусклый кружок света.

– А другого способа нет? – все еще надеясь избежать предстоящего, уму не постижимого действа, спросил я.

– Прошу вас, постарайтесь понять, доктор. То, что вы сейчас видите перед собой, – не Виолетта Маркэм. Это всего лишь оболочка, захваченная и оскверненная злыми силами Дракулы. Чтобы освободить ее душу и дать ей вечный покой, мы должны разрушить эту оболочку. – Голландец покачал головой. – Другого способа не существует.

Сказав это, он поместил конец кола над сердцем существа, лежащего в гробу, и поднял молоток, чтобы нанести удар. С пугающей внезапностью глаза существа распахнулись, горя безумным, лихорадочным огнем. Злобный рот искривился звериным оскалом. Ван Хельсинг пытался отвести взгляд от этих горящих глаз, но тщетно – он оказался в их безраздельной власти. Рука с молотком безвольно опустилась, и профессор отступил от гроба.

Холмс действовал молниеносно. С большим проворством он прыгнул вперед, передал мне фонарь и выхватил инструменты из ослабевших рук Ван Хельсинга. Склонившись над гробом, он вонзил кол в грудь уже поднимающейся девушки, изо всех сил ударив по нему молотком. Она рухнула вниз, содрогаясь всем телом, словно в конвульсиях. Холмс ударил еще раз, и, когда кол глубоко вошел в сердце, с алых губ существа сорвался отвратительный вопль. Острые белые зубы обнажились, а на губах выступила розовая пена. Из раны вокруг кола хлынула кровь, проступая на саване темным расползающимся пятном.