Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)

На один краткий миг она остановилась перед нами, покачиваясь, как усталая марионетка, потом дико вскинула руки, вцепившись пальцами-когтями в лицо сержанта. С приглушенным криком он без чувств упал на пол. Из глубокой раны на его лице полилась кровь.

Не успели мы с Холмсом прийти в себя, как Селия проскользнула мимо нас и побежала по коридору к выходу. Холмс очнулся первым и бросился вдогонку, я – за ним. Девушка-вампир, освобожденная из заключения, устремилась вперед, но Холмсу удалось перехватить ее около кабинета сержанта. Он бросился на нее, и оба они рухнули на пол, однако сила этой несчастной была так велика, что ей удалось оттолкнуть Холмса и вскочить на ноги.

Холмс, целый и невредимый, возобновил погоню и догнал ее у самой двери из кабинета сержанта. Мне удалось проскочить мимо нее и закрыть входную дверь на засов, не давая таким образом восставшей из мертвых Селии Лидгейт вырваться наружу.

С яростным воплем молодая женщина укрылась за стойкой сержанта. Ее демонические черты омрачились страхом. Холмс, проворно перемахнув через преграду, оказался прямо перед ней.

– Бежать некуда! – крикнул он, едва переводя дух.

Она угрожающе зарычала и двинулась вперед, но мой друг не сдавал позиций.

– Некуда бежать! – снова прокричал он, поддразнивая девушку-вампира и словно провоцируя ее на нападение.

С гортанным смехом она придвинулась к нему, обнажая блестящие от слюны и готовые к атаке клыки. Холмс сохранял твердость. В тот момент, когда она уже склонилась над ним, он молниеносно отпрыгнул в сторону и выхватил из горящего камина кочергу. Девушка бросилась вперед в отчаянной попытке помешать ему, но не успела. Размахивая раскаленной докрасна кочергой, Холмс ринулся вперед и со всей силы вонзил ее в грудь вампира. Мне в ноздри ударил тошнотворный запах горелой плоти, к горлу подкатила тошнота. Рот Селии Лидгейт широко раскрылся в немом крике. Словно пьяная, девушка нетвердыми шагами пошла вперед, испуганно моргая и отчаянно пытаясь выдернуть кочергу из груди, но тщетно. Тело неуклюже дернулось и рухнуло на каменные плиты. Несколько мгновений она продолжала биться, как раненое животное, пока наконец не ослабела, постепенно затихая в мучительных конвульсиях предсмертной агонии. Все было кончено.

Мы замерли и, оцепенев от ужаса, смотрели на обезображенное тело. И вдруг оно начало меняться. Лицо вновь обрело природную красоту и умиротворение, глаза утратили безумное выражение. Исчезли даже те следы страданий, которые я заметил на ее лице в тот вечер, когда она приходила на Бейкер-стрит. Мисс Селия Лидгейт обрела наконец покой.

Шерлок Холмс усмехнулся.

– Хотелось бы мне увидеть лицо Лестрейда, когда он узнает о том, что произошло в покойницкой прошлой ночью.

Я кивнул.

– Вряд ли день для него начнется удачно, если один из его людей расскажет ему, что подвергся нападению мертвой женщины. – Холмс снова усмехнулся. – С трудом могу себе представить, какие дикие теории, опирающиеся на факты, попытается он вывести.

– Действительно, – согласился я. – Как насчет кочерги, воткнутой в сердце трупа, а также отсеченной головы?[11]

– Полагаю, эти пикантные маленькие подробности на много дней выбьют из колеи наших друзей из Скотленд-Ярда. Я рад, что мы на время уедем из Лондона и нам не придется давать объяснения и помогать в решении их проблем. Если бы нам пришлось рассказать правду об этом деле, боюсь, наше здравомыслие было бы подвергнуто серьезному сомнению. Думаю, не настал еще тот день, когда Скотленд-Ярд согласится включить вампиров в список разыскиваемых преступников. Поэтому наше временное пребывание в деревне будет весьма кстати.

После очень раннего завтрака Холмс послал одного из солдат своей нерегулярной армии с запиской в гостиницу к Ван Хельсингу, чтобы проинформировать того о событиях, происшедших в морге. Затем мы сели на семичасовой девонский экспресс, отправлявшийся с Паддингтонского вокзала. Разговор, приведенный выше, произошел уже в вагоне первого класса по пути в Кумб-Трейси.

Несмотря на ужасные события прошедшей ночи, Холмс был в прекрасном настроении, и его лицо в обрамлении наушников дорожного кепи дышало энтузиазмом. Из прошлого опыта я знал, что эта эйфория объясняется старым инстинктом ищейки. Он вновь напал на след крупной дичи, которая, как всегда, пыталась скрыться.

По мере того как бледные лучи солнца рассеивали тусклый рассвет, грязные предместья Лондона оставались позади. Путешествие было коротким, и скоро в отдалении, над пестрым лоскутным одеялом полей и низкой кромкой леса поднялся темный унылый холм с зазубренной вершиной, вырисовывающийся смутно, как во сне.

– Не предполагал, что так скоро вновь буду озирать вересковые пустоши, – заметил Холмс.

– Один их вид наводит на меня тоску, – сказал я.