– Игнатьев слишком рьяно принялся давить еврейских банкиров, которые в принципе сейчас являются проводниками в России политики тех самых финансовых наднациональных структур. Естественно, ему это с рук не сойдет. Год, два, его дискредитируют перед императором, осмеют и выгонят с позором, чтоб другим неповадно было. Если не получится, то появится какой-нибудь поляк или финн, или обиженный серб, и устроит теракт, под предлогом борьбы с тираном Игнатьевым, который где-то и как-то обидел их несчастных.
– Но зачем так все усложнять?
– Им нужно взять под контроль органы государственной безопасности, чтоб было проще расставлять своих людей на ключевых постах и убирать неугодных.
– Допустим, но это очень долгий процесс. Не проще было действительно посадить на трон того же сына Александра II от княгини Юрьевской после смерти наследника и всей его семьи? Ведь будет смута, и им это должно быть выгодно.
– В краткосрочной перспективе – да. Но за многие века постоянной борьбы за выживание в Россию был заложен огромный, нет, просто колоссальный запас прочности. И просто так раскачать не получится. Нашествия, перевороты, смуты, те же декабристы, крестьянские бунты, Кавказ, Туркестан, везде, если покопаться, найдутся следы англосаксов и стоящих за ними мировых банкиров. Они ищут яд, действенный яд для государства, но так, чтоб оно умерло не сразу и с минимальными для них затратами. Поэтому, как только они будут уверены, что ситуация в России подготовлена, начнется мировая война, где Российская империя и Германская, ну и всякая мелочь типа Австро-Венгрии, сойдутся в мясорубке. Никто из них как государство не выживет, а потом придут бриты и американцы, вроде как миротворцы, и начнут выкачивать ценности и захватывать то, что им нравится, ведь отпор никто дать не сможет – сил уже не будет.
– Звучит страшно, очень страшно, прямо как какое-то предсказание. Но, уважаемый Евгений Владимирович, это пока всего лишь ваши слова. Ни с чем таким я не могу идти к государю императору, да и вы поэтому пока не пошли на доклад, несмотря на такую поразительную осведомленность. Вам нечего предоставить, вот в чем проблема, и на нынешний момент это так. Я не буду спрашивать об источнике, вы не скажете, но хотелось бы конкретики. Иначе…
Продолжать он не стал, и так было понятно – Катрана запишут в балаболы. Неплохой шаг, сильный, но не стоило это делать. Легкая, чуть презрительная усмешка, обмен взглядами с князем, и Катран протягивает тонкую картонную папку с фразой: «Посмотрите на досуге».
– Что здесь? – Плеве прекрасно понял, что его просчитали, и знали о таком развитии разговора.
– Это так, немного информации, которую нам удалось накопать и систематизировать. Естественно, содержимое этой папки не стоит афишировать, но у вас есть возможность проверить все любыми способами. Думаю, в определенной мере это устранит вопрос недоверия…
Эпилог
Снова методично стучат вагонные колеса на стыках рельс и за окном мелькают однотипные пейзажи средней России. Солнце ушло за горизонт с полчаса назад, но за окном достаточно светло и пока нет необходимости зажигать лампу. Вячеслав Константинович фон Плеве уже больше суток был под впечатлением после памятного разговора с Катраном. Он еще тогда абсолютно поверил в то, что говорил этот необычный человек, уж слишком он был уверен, да и стиль и манера изложения показывали, что для него это истина, уж такие вещи он мог отличить. Да и князь Таранский очень серьезный и уважаемый человек, всецело доверял этому Катрану, причем это точно было не в знак благодарности за спасение его супруги и дочки.
Ему пришлось провести целые сутки в Мценске, изображая некую деятельность, выводя из-под удара полицмейстера и Архипова, устраняя всякие следы участия в событиях людей князя, но наконец-то, раздав последние распоряжения, в сопровождении усиленной охраны он выехал обратно в столицу. Князь Таранский, его супруга, ротмистр Ковальский остались здесь, а вот Катран и его группа снова будто растворились и исчезли из поля зрения, тем самым еще раз продемонстрировав свой профессионализм. Предварительно Шерлок Холмс вернулся в город, отметился в отеле и тут же снова съехал, и все, никаких следов.