Шерлок Холмс: повести, рассказы

Это многоточие было страшней любой угрозы. Джон Феррье решительно не мог представить, как записка оказалась в его комнате, ведь слуги спали в отдельном доме, а все двери и окна были надежно заперты. Он сжег бумажку и ничего не сказал дочери, но происшествие вселило холодный ужас в его сердце. Двадцать девять дней, очевидно, были остатком от обещанного Янгом месяца. Какая же сила и отвага нужны, чтобы противостоять врагу, обладающему столь таинственной властью? Рука, пришпилившая записку, могла поразить его прямо в сердце, а он даже не узнал бы имени убийцы.

На следующее утро его ждало еще более глубокое потрясение. Они сидели за завтраком, когда Люси вдруг удивленно вскрикнула и указала рукой наверх. Посредине потолка, судя по всему, обугленной головешкой была накорябана цифра «28». Дочери значение сего знака было непонятно, и он не стал ничего объяснять. В ту ночь он не сомкнул глаз: сидел с ружьем в руках, охраняя дом. Он ничего не увидел и не услышал, но наутро на входной двери снаружи появилась намалеванная краской цифра «27».

Так проходил день за днем, и каждое утро с неотвратимостью рассвета появлялись новые свидетельства того, что невидимые враги ведут свой грозный счет: на самых видных местах они оставляли метки – сколько дней осталось ему от милостиво дарованного месяца. Иногда роковые числа были написаны на стене, иногда на полу, порой бумажки прикреплялись к садовой калитке или ограде. Несмотря на всю его бдительность, Джону Феррье ни разу не удалось обнаружить, когда появляются эти ежедневные предупреждения. При виде их он испытывал почти суеверный ужас. Он исхудал, потерял покой, взгляд у него стал как у затравленного зверя. Теперь оставалась одна надежда – надежда на возвращение молодого охотника из Невады.

Число оставшихся дней сократилось до двадцати, потом до пятнадцати, до десяти, а уехавший друг не подавал о себе никаких вестей. Дни утекали, как вода, но от него не было ни слуху ни духу. Каждый раз, когда на дороге раздавался цокот копыт или возница покрикивал на своих лошадей, фермер бросался к воротам в тщетной надежде, что наконец-то пришла помощь. Но когда цифра пять сменилась цифрой четыре, а затем и три, Феррье пал духом и окончательно утратил надежду на спасение. Он понимал, что без посторонней помощи, плохо ориентируясь в окрестных горах, будет беспомощен. Все проезжие дороги тщательно охранялись, с них не спускали глаз, проехать по ним без письменного разрешения Совета было невозможно. В какую бы сторону он ни направился, избежать нависшей над ним опасности не удалось бы. Тем не менее старик оставался непоколебим в своем решении скорее расстаться с жизнью, чем согласиться на то, что считал бесчестьем для дочери.

Как-то вечером он сидел в одиночестве, размышляя над своими бедами и напрасно пытаясь найти выход. Утром на стене дома появилась цифра два, оставался последний день назначенного срока. И что потом? В его воображении роились неясные, но пугающие фантазии. А дочь? Что будет с ней, когда его не станет? Неужели нет никакого спасения от невидимой паутины, опутавшей их? Он опустил голову на стол и разрыдался от сознания собственной беспомощности.

Но что это? В тишине он уловил едва слышный скребущий звук – осторожный, но отчетливо различимый в ночной тишине. Звук исходил от входной двери. Феррье прокрался по коридору и прислушался. На несколько секунд наступила пауза, потом осторожное, но настойчивое царапанье возобновилось. Снаружи кто-то явно скреб ногтем по дверному косяку. Быть может, это был полуночный убийца, явившийся привести в исполнение смертный приговор тайного трибунала? Или посланник, делающий пометку о том, что наступил последний день отсрочки? Решив, что немедленная смерть несравненно милосердней тягостного ожидания, от которого трепетали его нервы и холодело в груди, Джон Феррье сделал молниеносный прыжок, рванул задвижку и распахнул дверь.

Снаружи все было тихо и неподвижно. Стояла дивная ночь, над головой ярко мерцали звезды. Прямо от порога начинался небольшой сад, окруженный изгородью, но ни в нем, ни на дороге не было видно ни одного живого существа. Со вздохом облегчения Феррье взглянул направо, налево, а потом – почти случайно – себе под ноги. Каково же было его изумление, когда он увидел распластавшегося на земле мужчину с раскинутыми в стороны руками и ногами.

Это зрелище так ошеломило его, что он невольно отпрянул к стене, сжав руками горло, чтобы не закричать. Первой мыслью Феррье было, что распростертая фигура – какой-нибудь тяжело раненный или даже умирающий человек, но, присмотревшись, он увидел, что человек этот, извиваясь быстро и бесшумно, как змея, ползет в дом. Оказавшись внутри, мужчина вскочил на ноги, закрыл дверь, и перед потрясенным фермером предстало волевое и решительное лицо Джефферсона Хоупа.

– Боже праведный! – с трудом переводя дыхание, воскликнул Джон Феррье. – Как ты меня напугал. Какого черта ты ползаешь?