Шерлок Холмс: повести, рассказы

– О ней ходят слухи, коим мне не хотелось бы верить, – будто она обручилась с каким-то Gentile[36]. Надеюсь, это сплетни праздных языков. Помнишь, что гласит тринадцатая заповедь святого Джозефа Смита? «Всякая истинно верующая дщерь да станет женой избранного; а ежели сочетается она браком с иноверцем, то совершит тем самым тяжкий грех». Не могу поверить, что ты, человек, исповедующий наш святой символ веры, позволил своей дочери надругаться над ним.

Джон Феррье ничего не ответил, он лишь нервно постукивал хлыстом по голенищу сапога.

– Вот это и станет оселком для испытания истинности твоей веры – так постановил Священный совет четырех, – продолжал между тем Янг. – Девушка молода, и мы не станем неволить ее выходить замуж за какого-нибудь седовласого старика; более того, мы даже не лишаем ее права выбора. У нас, старейшин, много телиц, но и сыновьям нашим требуются жены. У Стэнджерсона есть сын, и у Дреббера есть сын, и каждый из них с радостью примет твою дочь в свой дом. Пусть она сама выберет одного из них. Оба они молоды и богаты, и оба – истинно верующие. Ну, что скажешь?

Сведя брови, Феррье помолчал некоторое время, потом произнес:

– Дайте нам время. Моя дочь слишком юна, ей еще рано замуж.

– У нее есть месяц, чтобы подумать, – отрезал Янг, вставая. – По окончании этого срока она должна будет дать ответ.

Уже в дверях он повернул к хозяину свое побагровевшее лицо и, гневно сверкнув взглядом, прогремел:

– Если ты, Джон Феррье, со своими ничтожными силенками попытаешься пойти против воли Священной четверки, ты пожалеешь о том, что твои кости и кости твоей дочери не остались лежать выбеленными скелетами там, в горах Сьерра-Бланки.

Погрозив пальцем, он вышел за дверь и затопал по гравиевой дорожке, в ушах Феррье еще долго раздавался звук его тяжелых шагов.

Феррье сидел, упершись локтем в колено, обхватив ладонью лоб и размышляя, как сообщить дочери о нависшей угрозе, когда ласковая рука легла ему на плечо. Подняв голову, он увидел, что дочь стоит рядом. Достаточно было одного взгляда на ее бледное испуганное лицо, чтобы понять, что она все слышала.

– Я не виновата, – сказала она в ответ на этот его тревожный взгляд. – Его голос гремел на весь дом. Ах, отец, отец, что же нам теперь делать?

– Не бойся, – успокоил Феррье, привлекая ее к себе и гладя широкой загрубелой ладонью ее мягкие каштановые волосы. – Как-нибудь выпутаемся. Ты ведь не стала равнодушной к этому парню, правда?

Ответом ему был горестный всхлип, и девушка крепче сжала его руку.

– Нет, конечно же нет, – удовлетворенно сказал Феррье. – Я бы очень огорчился, если бы узнал, что это так. Он добрый малый и куда лучший христианин, чем здешние ханжи, сколько бы они ни молились и ни кликушествовали. Завтра в Неваду отправляется очередная партия старателей, через них я дам знать Хоупу, в какой беде мы оказались. Если я правильно понимаю характер этого парня, он примчится сюда с такой скоростью, что куда там телеграфу.

Отцовская шутка рассмешила плачущую Люси.

– Он приедет и скажет, что нам делать, – подхватила она. – Но я тревожусь за тебя, дорогой отец. Говорят… рассказывают страшные истории о тех, кто посмел противиться Пророку: с ними случается нечто ужасное.

– А мы ему и не противимся… пока, – ответил Феррье. – Вот когда воспротивимся, тогда и будем остерегаться. У нас впереди еще целый месяц, к концу этого срока, полагаю, мы будем уже далеко от Юты.

– Мы уедем из Юты?

– Скорее всего.

– А как же ферма?

– Постараемся выручить за нее все, что возможно, остальное придется бросить. По правде сказать, Люси, я не впервой об этом задумываюсь. Не могу я ни перед кем пресмыкаться так, как здешний народец пресмыкается перед своим Пророком. Я американец, рожден свободным и к такому не приучен, а меняться мне в моем возрасте уже поздно. Если он велит шпионить за нашей фермой, то его шпионы рискуют напороться на добрый заряд дроби.

– Но они никогда нас не отпустят, – возразила Люси.

– Дождемся Джефферсона, вместе мы все быстренько уладим. А пока не тревожься понапрасну, милая, и не плачь, чтобы не опухли твои глазки, а то он задаст мне жару, когда увидит тебя. Бояться нечего, нам ничто не грозит.

Джон Феррье очень убедительно утешал дочь, но от нее не укрылось то, как непривычно тщательно он запер все двери тем вечером, а потом аккуратно вычистил и зарядил свое старое заржавевшее ружье, которое висело на стене у него в спальне.

Глава 4 Побег ради жизни

На следующее после разговора с мормонским Пророком утро Джон Феррье отправился в Солт-Лейк-Сити и, найдя там своего знакомого, собиравшегося в горы Невады, вручил ему письмо для Джефферсона Хоупа. В письме он сообщал молодому человеку о нависшей над ними угрозе и просил его немедленно приехать. Отдав письмо, он почувствовал облегчение и вернулся домой в менее тягостном настроении.