Позавтракав у «Пелети» и поселив мистера Холмса в гостинице «Голубиная лощина», я направился на нижний базар, где у меня была скромная квартирка. Мой верный слуга Никку напоил меня чаем и отчитался о событиях в Шимле. После этого я отправился беседовать с другими горожанами: водителями рикш, саисами, владельцами лавок, правительственными клерками, служащими гостиниц, нищими и даже с одной милой маленькой мусульманкой не слишком строгих правил. Ни один из собеседников не отказался снабдить меня нужными сведениями или выполнить небольшое поручение – конечно же, не без денежного вознаграждения,
Два дня спустя мне удалось снять для мистера Холмса небольшой, но полностью обставленный загородный дом – коттедж «Раннимид», что неподалеку от Чота Симлы. Прежде его занимал известный жиголо, один из старейшин здешнего фешенебельного общества. По ряду причин, не последнее место среди которых занимало опьянение, он свалился с лошади в ущелье глубиной девятьсот футов, непоправимо испортив попутно маисовую грядку.
Меня тревожило то, что мистер Холмс, несмотря на все мои усилия, не хотел вписаться в здешнее общество и держал себя не вполне комильфо. Казалось бы, пережив столько трудностей и опасностей, он мог наконец позволить себе немного расслабиться и присоединиться к другим европейцам, наслаждающимся жизнью на этом курорте. Но не тут-то было. Он не представился вице-королю, не внес своего имени в список гостей в Доме правительства и даже не оставил визитной карточки в домах важных чиновников и людей света – собственно говоря, у него и не было визитных карточек. Поэтому его не приглашали ни на балы, ни на званые ужины, да и просто на обед не позвали ни разу. Однако такое положение дел удовлетворяло его во всех отношениях. Его не интересовали ни турниры Общества стрелков из лука в Шимле, ни даже скачки и соревнования по поло в Аннандале.
Я буквально лез из кожи, стремясь доставить ему удовольствие. Однако пытаться убедить мистера Холмса сделать что-либо, чего он сам не хотел, было, пожалуй, даже рискованно. Холодный и бесстрастный, он уже самой этой манерой поведения предупреждал любые посягательства на свою свободу. Поскольку я знал, что он любит музыку, мне показалось уместным предложить ему посетить увеселительный театр, где давали оперетту мистера Гильберта и мистера Селифана. Только много времени спустя я узнал, что к его музыкальным пристрастиям относятся скорее скрипичные концерты, симфонии и опера.
– Оперетта! Комическая оперетта! – воскликнул Шерлок Холмс в легком ужасе.
– Да, мистер Холмс, – ответил я с некоторым вызовом, – насколько я слышал, это веселое и зрелищное представление. В Шиле только о нем и говорят. Даже его превосходительство вице-король побывал на нем дважды.
– Именно поэтому вы считаете, что там следует побывать и мне? Ну уж нет, ни за что. Пусть его превосходительство действует так, как считает нужным. Что до меня,
Вот чего я тоже никак не мог понять в мистере Холмсе. Как читатель, должно быть, уже понял, я человек науки, однако в жизни не стал бы проводить в гостиной столь зловонных экспериментов. Но не таков был мистер Холмс. В тот самый день, когда мы въехали в коттедж «Раннимид», он заставил меня раздобыть полный набор мензурок, пробирок, реторт, пипеток, бунзеновских горелок и химических реактивов (причем некоторых в Шимле не оказалось, и пришлось выписывать их отдельно) и водрузил все это на полки в углу гостиной, выплескивая кислоты и прочие химикалии на великолепный грузинский стол, приспособленный им под верстак.
Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что в один прекрасный день мне придется возвращать дом вместе со всей обстановкой краснолицему освалу – агенту по найму, – ведь он не преминет взыскать с меня не только за этот стол, но и за глубокую трещину в каминной полке тикового дерева, к которой мистер Холмс пригвождал неотвеченные письма тибетским ритуальным кинжалом, купленным на базаре у торговца древностями. На той же полке валялись в вечном беспорядке многочисленные трубки, кисеты, шприцы, перочинные ножи, револьверные патроны и прочий мусор.