Шерлок Холмс в Тибете

Клянусь Юпитером, мистер Холмс, вы себе даже не представляете, насколько безвыходно было мое положение. Но одиннадцать часов спустя меня спасла от меча палача мать Тешу-ламы, которую я некогда вылечил от легкого расстройства желудка шипучим лекарством собственного приготовления. Эта благочестивая леди дала упомянутому ранее офицеру крупную взятку, которая, к счастью, избавила его от большей части подозрений, касающихся моего положения в обществе и рода деятельности. Однако меня заставили свернуть исследования и спешно выслали в Дарджилинг. Так что, сэр, посещение Тибета – это вам, как говорится, не игрушки. А теперь добавьте сюда еще высоту, снежные бури, диких животных, разбойников и прочие тяготы – и у вас не останется сомнений, что это путешествие не из разряда легких.

– Что ж, Хари, вы подробнейшим образом живописали мне опасности путешествия в Тибет. Однако не бросать же начатое дело на полпути. А пока я, воспользовавшись вашей бесценной помощью, ограничу свои изыскания трудностями тибетского языка.

Я начал давать мистеру Холмсу ежедневные уроки. Он оказался завидным учеником, да еще и с хорошим слухом, позволявшим ему улавливать едва заметные тоновые модуляции, которые обычно доводят европейца до отчаяния. Скажем, тибетское ла, в зависимости от того, с какой именно интонацией оно произносится, может означать горный перевал, почтительную приставку к имени собеседника, бога, мускусного оленя, жалованье, потерю чего-то и даже душу.

Шерлок Холмс с легкостью освоил и почтительные приставки, ведь на самом деле тибетский язык – это не один, а три языка: обычный, почтительный и высокопочтительный. Первый используется в разговоре с простолюдинами, второй – с людьми знатного происхождения, а третий – с далай-ламой. Но не следует думать, что различия между ними сводятся к суффиксам и приставкам. Дело обстоит отнюдь не так просто: даже корни одних и тех же слов в этих языках иногда никак не связаны друг с другом.

Однако не буду утомлять читателя экскурсами в такие тонкости тибетского языка, которые могут вызвать интерес разве что у специалиста. Тем же из читателей, кому захочется получше разобраться в тибетском языке, я могу посоветовать свою книгу «Тибетский язык для начинающих» (одна рупия), опубликованную Книгохранилищем Бенгальской канцелярии, и «Грамматику разговорного тибетского языка» (две рупии четыре анна), выпущенную тем же издательством.

9. Пакка-проходимец

Коттедж «Раннимид» располагался сразу же за окраиной Чота Шимлы. За домом проходила вьючная тропа, которая в семи милях от Чота Симлы выводила на дорогу, ведущую из Индостана в Тибет. Порой нас отвлекал от урока звон колокольчиков – это тибетские торговцы медленно проезжали под окнами на своих тяжело нагруженных мулах. Время от времени, вращая молитвенные мельницы, мимо наших окон проходили ламы в потрепанных одеяниях цвета красного вина, а иногда полуобнаженные саньяси с чашами для подаяния из отполированного морем кокоса и шкуры винторогой антилопы направлялись отшельничать в какую-нибудь далекую пещеру, где их целое лето кормили жители ближайшей деревеньки. Попадались на тропе и скотоводы-пахары в теплых куртках из пату (шерсти домашнего прядения). Ведя за собой стада овец и коз, они наигрывали порой странные мелодии на бамбуковых флейтах.

Я рассказывал мистеру Холмсу об этих людях, об их корнях, верованиях, обычаях и о многом другом. Он проявлял к ним заметный интерес. Порой он останавливал тибетского погонщика мулов или ладахкского купца и пробовал заговорить с ними по-тибетски. Они курили его табак и удивленно посмеивались, когда чудной сахиб обращался к ним на их родном языке – пусть сбивчиво, но зато без ошибок. Так, за уроками, долгими прогулками и беседами проходили месяцы, и ничто не нарушало покоя коттеджа «Раннимид», как если бы мы навсегда спаслись от злодеяний полковника Морана и его сообщников.

Именно это спокойствие дало мне возможность исследовать личность мистера Холмса и открыть в нем черты, не имевшие со спокойствием ничего общего. Он не был счастливым человеком. Казалось, великая мощь, которой он наделен, становится для него порой не благословением, а проклятием. Немилосердная ясность восприятия нередко лишала его иллюзий, позволяющих большинству простых смертных прожить свою короткую жизнь, полностью погрузившись в собственные мелкие неурядицы и скромные радости и совершенно не задумываясь о людских страданиях и о том жалком конце, которого еще никому не удавалось избежать. Когда же Шерлок Холмс не выдерживал бремени этих прозрений, он, к несчастью, поддавался своему пристрастию к опасным наркотикам вроде морфия и кокаина, что могло тянуться неделями.

Если не считать этой достойной сожаления привычки, в Шерлоке Холмсе было много такого, что могло быть сочтено духовным и возвышенным. Он никогда не был женат и, казалось, не испытывал никакой тяги ни к богатству, ни к власти, ни к славе, ни даже к тому, чтобы привлекательно выглядеть. При всей простоте его жизни он мог бы стать аскетом и жить в пещере.