Шерлок Холмс в Тибете

По мере того как она медленно снижалась, вспыхивая и мерцая огнями до того ярко, что мои чувства порой отказывали мне, пространство вокруг меня наполнялось ревом, подобным звучанию тысячи исполинских тибетских рожков. Вскоре я почувствовал, что поднимаюсь навстречу этим огням, которые чудесным образом совсем не беспокоили меня, несмотря на то что были чрезвычайно ярки и мощны. А потом сияние сменилось спокойным свечением, не ярче, чем в хорошо освещенной комнате, и мне представилось, что навстречу мне движутся какие-то люди. А может, мне только показалось, что это люди, поскольку, хотя облик их смутно походил на человеческий, роста они были великанского – не менее десяти футов. Они были облачены в странные доспехи, переливающиеся всеми цветами радуги, а на головах их красовались устрашающего вида шлемы, увенчанные качающимися огненными плюмажами. Ну конечно, статуи в храме! Вот почему мне все это привиделось. Один из великанов тихо подошел и склонился надо мной. У него было лицо воина, благородное и неумолимое, но он мягко улыбнулся мне и накрыл ладонью мои глаза. Я заснул.

Мне снилось, что я лежу на высоком алтаре и меня окружают безликие священнослужители в белом, которые разрезают мое тело сверкающими ножами из света и вливают в меня жидкий огонь. Но боли не было, и я снова заснул.

23. Его прощальный поклон

Когда я открыл глаза, высоко надо мной в ясном голубом летнем небе вились жаворонки.

– А, Хари, проснулись, – послышался где-то совсем рядом ободряющий голос Шерлока Холмса. Я лежал на травянистом склоне залитого солнцем холма, а он сидел подле меня и с довольным видом покуривал трубку. Я не очень понимал, что к чему, но странным образом не испытывал от этого никакого неудобства, а просто радовался тому, что жив. Я дотронулся до собственной груди и не обнаружил там ни раны, ни даже намека на нее. А может, все это мне приснилось? Я нажал рукой на грудную клетку и ощутил отголосок боли в руке – там, где на нее наступили.

– Мориарти!

– Его ждет теперь другая жизнь. Не помните, как вы поставили ему подножку, когда он готовился нанести свой coup de grâce[111]? Жаль, что в этой стране нет ни одного национального музея: вашему зонтику было бы там самое место.

Далай-лама, лама Йонтен, Церинг и Кинтуп были внизу в лагере, раскинувшемся прямо у холма, но, заслышав наши голоса, тотчас же вскарабкались наверх. Далай-лама подошел ко мне и повесил мне на шею белый шелковый шарф в знак благодарности за спасение его жизни. Лама Йонтен, выглядевший после наших злоключений как ни в чем не бывало, взял меня за руку и принялся горячо трясти ее. Церинг и Кинтуп тоже были рады увидеть меня живым и здоровым, но теперь испытывали передо мной благоговейный трепет, видимо наслушавшись от ламы Йонтена преувеличенных рассказов о моих подвигах в пещере: восторженный лама раздул мои скромные деяния до невиданных размеров. Напрасно я пытался поведать им о том, как все было на самом деле: оба сочли, что я возражаю из природной скромности, и тут же добавили ее к списку моих добродетелей.

Наш лагерь располагался у подножия горы в нескольких милях от ледника, чуть видневшегося на севере. Вход в храм вновь был крепко запечатан льдом в ожидании следующего далай-ламы. Часть лагеря занимали пленники – тридцать с небольшим китайских солдат, жалко сбившихся в кучку. Стражам далай-ламы под воодушевляющим предводительством отважного Церинга удалось не только отбить атаку китайских солдат у ледяного моста, но и взять инициативу в свои руки. Тогда они решили продолжить преследование и переловили китайцев всех до одного.

На следующий день мы отправились обратно в Лхасу. По пути я принялся расспрашивать Шерлока Холмса о сверхъестественных событиях, происходивших в пещере, пытаясь найти им научное объяснение. Поначалу Холмс не спешил отвечать и молча ехал рядом со мной. И, только раскурив трубку и сделав несколько затяжек, он заговорил:

– Я слишком ценю вашу дружбу, Хари, и не хочу, чтобы вы думали, будто бы я с вами не вполне откровенен. Я дал нерушимую клятву не раскрывать некоторых тайн тем, кто не является одним из нас, сколь бы близким другом или великим благодетелем он ни был. Я говорил с ламой Йонтеном, и он согласился, что можно объяснить вам произошедшее в общих чертах, не касаясь тех подробностей, для рассказа о которых мне пришлось бы нарушить данный мною обет.

Даже верхом на лошади мистер Холмс говорил с легкой назидательностью, неизменно присутствовавшей в любом его рассуждении.