Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Прежде всего, мне любопытно было посмотреть, повторяется ли у нее семейное ухо. Кроме того, она могла сообщить нам важные сведения, но я не слишком надеялся на то, что она это сделает. Она наверняка знала о том, что произошло, ведь об этом шумит весь Кройдон. И только она могла понять, кому предназначается посылка. Если бы она хотела помочь правосудию, она уже обратилась бы в полицию. Во всяком случае, мы обязаны были встретиться с ней, и мы попытались. Мы узнали, что известие о получении посылки (а ее болезнь началась именно с этого момента) произвело на нее такое впечатление, что она слегла. Так окончательно выяснилось, что она все поняла, но не менее ясно стало и то, что нам придется подождать, пока она сможет нам чем-либо помочь.

Но целиком мы не зависели от помощи мисс Сары. Ответы уже лежали в полицейском участке, куда Элгар послал их по моей просьбе. Все было весьма убедительно. Дом стоял запертый уже три дня, и соседи считали, что миссис Браунер уехала к родственникам. В пароходном агентстве нам сообщили, что мистер Браунер отплыл на «Майском дне», который, по моим расчетам, должен появиться в Лондоне завтра вечером. Когда он прибудет, его встретит глуповатый, но хваткий Лестрейд, и думаю, мы узнаем все недостающие подробности.

Шерлок Холмс оказался прав. Через два дня он получил толстый пакет, в котором была короткая записка от Лестрейда и напечатанный на машинке отчет на нескольких страницах большого формата.

– Лестрейд его взял, – сказал Холмс, поглядев на меня. – Вам, наверное, будет интересно послушать, что он пишет.

«Дорогой мистер Холмс!

Согласно плану, выработанному нами с целью проверки наших предположений (это «нами» великолепно, не правда ли, Ватсон?), я отправился вчера в шесть часов вечера в Альберт-док и поднялся на борт «Майского дня», курсирующего на линии Ливерпуль – Дублин – Лондон. Наведя справки, я узнал, что стюард по имени Джеймс Браунер находится на борту, и что во время рейса он вел себя так странно, что капитан вынужден был отстранить его от его обязанностей. Сойдя вниз в каюту, где находится его койка, я увидел его сидящим на сундуке. Он раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками. Это высокий крепкий мужчина, бритый, очень смуглый (он немного похож на Олдриджа, который помогал нам в деле с мнимой прачечной). Когда он узнал, для чего я здесь, он вскочил, и я уже хотел свистнуть в свисток и позвать двух человек из речной полиции, стоящих за дверью. Но он вдруг обессилел и без сопротивления дал надеть на себя наручники. Мы отправили его в участок и забрали его сундук, в надежде обнаружить в нем какие-нибудь вещественные доказательства; но, кроме большого ножа, какой есть у каждого моряка, мы не нашли ничего, что вознаградило бы наши старания. Однако выяснилось, что доказательства никакие не нужны, потому что, приведенный в участок к инспектору, он пожелал сделать заявление, которое наш стенографист и записал. Мы напечатали три экземпляра. Один я посылаю Вам. Дело оказалось, как я и думал, очень простым, но я благодарен Вам за то, что Вы помогли мне его расследовать.

С сердечным приветом искренне Ваш Дж. Лестрейд».

– Расследование, действительно, было очень простое, – заметил Холмс. – Но сначала, когда он обратился ко мне, оно не казалось ему таким. Но давайте посмотрим, что сказал сам Джим Браунер. Вот его заявление, сделанное инспектору Монтгомери в Шедуэллском полицейском участке. К счастью, запись стенографическая:

«Хочу ли я что-нибудь сказать? Да, много чего. Хочу выложить все начистоту. Можете повесить меня или отпустить – мне все равно. Ведь с тех пор я ни минуты не спал. Если я и засну теперь, то, наверное, вечным сном. Иногда передо мной стоит его лицо, а ее – постоянно. Он смотрит на меня зло и хмуро, а у нее такое удивленное лицо. Бедная овечка, как же ей не удивляться, если на лице, которое всегда выражало любовь к ней, она прочла решение убить ее!

Это Сара виновата, и пусть проклятие человека, которому она сломала жизнь, падет на ее голову, и пусть кровь свернется в ее жилах! Не думайте, я не оправдываюсь. Да, я снова начал пить и вел себя как скотина. Но она простила бы меня, она льнула бы ко мне, как веревка к блоку, если бы ее сестра не переступила порога нашего дома. Ведь дело все в том, что Сара Кушинг в меня влюбилась. Сначала она любила меня, а потом, когда узнала, что след ножки моей жены в грязи значит для меня больше, чем тело и душа Сары Кушинг, ее любовь перешла в смертельную ненависть.

Их было три сестры. Старшая – обычная женщина, вторая – дьявол, а третья – ангел. Когда я женился на Мэри, ей было двадцать девять, а Саре – тридцать три. Мы зажили своим домом и были счастливы. Во всем Ливерпуле не было женщины лучше моей Мэри. А потом мы на неделю пригласили Сару, а неделя превратилась в месяц, а потом она стала как бы членом нашей семьи.

Тогда я не пил, мы понемногу откладывали деньги и были счастливы. Боже мой, кто бы подумал, что все так кончится! Кому бы это пришло в голову!