Шерлок Крутиков и похищенные галактики

– Бандита надо защитить. Не он себе кости кидал. А если вы скажете, что случайно сами разбили окно, к примеру, бумерангом? Купили его и решили в столовой испытать… Хотя нет, это ребячество. Придумайте что-нибудь, буфетчица вас не выдаст. Вся столовая за новые окна скажет спасибо.

Директор потрепал меня по голове:

– Андрей, врать плохо. Очень. Да, окно случайно разбилось. Но виноват в этом я. Придётся признаться.

* * *

Я всю ночь за Андрей Андреича переживал, а потом наступило утро. Я схватил портфель без половины тетрадей и унёсся в школу.

А там все только и говорили о том, что директор окно разбил.

Я Вовку поймал за рукав:

– Ты проболтался?

Он головой помотал.

Мы прибежали в буфет, а там буфетчица смеётся:

– Ребята, вы уж нас простите, оказывается, это Андрей Андреич окно разбил, он сидел вечером здесь один и указку в руке вертел. Да так раскрутил, что она вылетела и в окно врезалась на полной скорости.

Лида обрадовалась:

– Так Андрей Андреич сам всё рассказал?

Буфетчица взяла в руки плюшку:

– Конечно. Он сначала и не знал, что мы на вас подумали. А потом понял, что спасать вас надо. Сам разбил окно, сам новое поставить решил. Если директор врать начнёт, что ж от учеников ждать?

По дороге в класс Юрка портфель подкинул и почти поймал:

– Андрюха, наверное, директор и про указку придумывать бы не стал, если бы ему не нужно было выгородить Бандита. Он бы всю-всю правду рассказал. Как думаешь? Ошибки все совершают. Но хорошему человеку надо помочь. Вы же мне помогали и Севе. Жалко только, что в столовой сплетницы такие работают. Могли бы никому не рассказывать.

А ведь точно. Хорошо, что так получилось. И Бандит в школе остался. И директор – тоже. А то прислали бы злюку какого. А он бы пса выгнал. Получается, если признаться в чём-то плохом, тебя и простить могут. Я весь день об этом думал. И поэтому двойку по математике получил. Но пришёл домой и сразу признался. Меня похвалили за честность, смартфон отобрали, но всего на неделю. А соврал бы – до летних каникул его не видал бы. Я решил всегда говорить правду про свои оценки. И очень жду, когда снова придётся преступника искать!

История третья Как мы президента в школе искали

Летом я вообще не отдыхаю: то за компом поиграй, то телик посмотри, то придумай какое-нибудь приключение. А меня ещё заставляют книги читать! Какие книги – вон у меня сколько дел! Ещё я на гитаре учусь струны перебирать. Но получается страшно. Весь двор мне то пряник, то шоколадку несёт, лишь бы я ушёл с лавочки. Талант им мой не нравится! Но это летом. А зимой я даже иногда читаю. Потому что хочешь не хочешь, а папа приходит и спрашивает:

– Что вам задали по окружающему миру?

Ответишь «не знаю» – пульт от телика отберут. Скажешь, что про насекомых что-то там читать надо, папа рядом садится и ждёт, когда я ему перескажу. Вот и приходится читать. Самое обидное, это когда я рассказываю про усики всякие, крылья и вдруг слышу «хррр». Это отец уснул в кресле. В общем, получается, я ему сказки на ночь рассказываю, только неинтересные.

Даже в выходные я читаю про пауков и решаю примеры. Ужас! Учительница со мной согласна: она как посмотрит на мои примеры, говорит: «Ужас!» А родителям я их проверять не даю, потому что взрослый и сам всё не знаю. То есть знаю, но плохо. И совсем мне не хочется в школу во вторник. Одну сложноту назадают. Вторник – самый плохой день. Уроков много.

Вовка мне позвонил утром во вторник:

– Ты чего так рано названиваешь? – спросил я.

– Так я ж обещал тебя научить, как болеть не по правде. Короче, слушай: луковицу разрежь, понюхай, глаза станут красными, слезиться начнут. Да ещё и сопли пойдут!

– А кашлять, – спрашиваю, а сам на кухню за луком иду, – надо?

– Это необязательно, ты под одеяло спрячься, чтобы погорячее стать, а потом градусник нагрей о батарею. Но бери электронный, а не ртутный. Иначе ой-ёй. И на всякий случай подмышки солью натри.

– Это ещё зачем?

– А чтобы градусник показал ещё выше температуру. Меня пятиклашки учили. Они так делали, пока родители не догадались. Самое обидное, один догадался, на классном собрании другим рассказал – и всё.

Тут я телефон отключил, потому что в комнату вошла сонная мама в синем халате.

Стоит, зевает.

– Проснись и пой! – говорит, а у самой глаза слипаются.

Я к луку поближе наклонился и чихнул.

У мамы сразу глаза округлились. Она приложила руку к моему лбу:

– Слава богу, не горячий.

– Может, всё таки померить температуру? – спрашиваю умирающим голосом.

Но, когда я вытаскивал градусник, мама заметила соль на диване. Я её плохо под мышкой растёр, и она высыпалась.

Мама пообещала папе не рассказывать, но очень обиделась. Оказывается, родители почему-то очень переживают, когда мы простужаемся. А лучше бы радовались с нами, что отдыхаем от уроков. В общем, пошёл я в школу.

Иду, на шее шарф в три слоя, как будто я на полюс собрался. Шапка, капюшон. И главное, ничего снять нельзя, потому что я грустной маме слово дал.

Вовка рассмотрел меня со всех сторон:

– Ты в садик собрался? Что это с тобой? Сто одёжек и все без застёжек?