Шерсть и снег

Маррета посмотрел на юношу своими запавшими глазами, как будто ясно читал его мысли. Под этим взглядом, в котором сквозила нежность, Орасио решил открыть другу свои горести, сразу же как только они выйдут с фабрики. Может быть, Маррета поможет ему дельным советом. Орасио с нетерпением ждал конца смены.

Во второй половине дня на фабрике случилось происшествие, которое заставило Орасио на время забыть свои сомнения и печали. Матеус прошел по цеху, внимательно все осматривая и даже заглядывая под машины, как будто проверял, хорошо ли подметен пол. На мгновение он задержался у кардочесальных машин и поправил бабины, на которые наматывалась ровница. Остальное, должно быть, показалось ему в полном порядке, и он направился в цех, где изготовлялись картонные шпули. Немного погодя стало известно, что Азеведо де Соуза сегодня будет показывать свою фабрику одному швейцарцу, представителю компании текстильных машин, которые де Соуза собирался приобрести. Трамагал, стоявший у своей машины, сообщил эту новость Орасио. Того охватило любопытство — никогда еще он не видел хозяина. Азеведо де Соуза, занятый самыми различными коммерческими делами, редко бывал на своем предприятии. Он жил то в Лиссабоне, то в Коимбре, то в своем имении на берегу Зезере. Появляясь на фабрике, он сразу проходил в контору, которая помещалась в небольшом отдельном здании. Он совещался с управляющим, просматривал бумаги, знакомился с поступившими заказами и уезжал. Однажды Орасио, выходя после смены, увидел автомобиль Азеведо де Соуза у дверей конторы — в этот день фабрикант задержался здесь подольше. Рабочие отзывались о хозяине по-разному, но ни в ком он не вызывал симпатии, а Трамагал честил его на чем свет стоит. Орасио не мог во всем этом как следует разобраться. И ему очень хотелось поглядеть на хозяина: он не успел рассмотреть его лица за стеклом автомобиля.

И вот сейчас хозяин войдет… Орасио заранее был преисполнен самых почтительных чувств.

Около четырех часов Азеведо де Соуза появился с швейцарцем в первом этаже фабрики, где на моечных, отжимных, сушильных, трепальных и других машинах рабочие выполняли всю тяжелую и грязную работу над шерстью. Эти машины, одни с железным брюхом и устрашающими зубьями, другие с тяжелыми барабанами, не обладали ни изяществом очертаний, ни сложностью движений своих сестер наверху. Рабочие нижнего этажа, потные, грязные, в пыли и в масле, загружали, промывали, смазывали их; воздух здесь был насыщен влагой, запахом машинного масла и сернистых растворов.

Когда фабрику посещали гости, владелец или управляющий начинали показ отсюда, и посетители как бы переходили от причины к следствию — от шерсти в ее первоначальном состоянии к тканям, в которые она превращалась. Знакомясь напоследок с теми цехами, где были установлены самые современные машины, которые требовали от рабочих наименьших усилий, гости выносили отрадное впечатление о всем предприятии.

Азеведо де Соуза с представителем швейцарской фирмы поднялся по лестнице на второй этаж, и гость охватил взором весь длинный, ярко освещенный, сверкающий чистотой цех, где трудились сотни рабочих.

За фабрикантом и гостем шли управляющий, главный инженер и мастер.

Орасио сразу узнал Азеведо де Соуза — владелец фабрики больше всех говорил, больше всех жестикулировал и двигался по цементному полу цеха уверенным хозяйским шагом. Это был крепкий смуглый человек с округлым животом; на пальцах у него сверкали драгоценные камни. Рядом вежливо улыбался белокурый швейцарец с длинной шеей, худым лицом, коротко подстриженными усиками и в очках.

Все подошли к кардочесальным машинам, установленным около внутренней лестницы. Швейцарец, указав на один из агрегатов, вытащил из кармана блокнот и принялся чертить. Потом показал чертеж Азеведо де Соуза и стал ему что-то объяснять, а тот в ответ только одобрительно кивал головой.

Затем все пятеро направились к прядильным машинам. Сердце у Орасио забилось сильнее: все его будущее зависит от этого человека, который даже не подозревает о его существовании. Орасио подумал, что должен показать себя почтительным и услужливым, чтобы произвести хорошее впечатление на хозяина.

Матеус выступил вперед и распорядился остановить прядильные машины. Азеведо де Соуза любезно поздоровался с рабочими и учениками. «Добрый день, ваша милость!» — поторопился ответить Орасио. И растерялся — настолько подобострастно прозвучал его голос.

Фабрикант говорил со своим гостем на незнакомом Орасио языке; по словам Педро, это был французский. Управляющий, Матеус и инженер в почтительных позах стояли немного поодаль.

Швейцарец снова вынул блокнот и карандаш. Пока он чертил, Азеведо де Соуза вступил в разговор с Бока-Негрой, который оказался к нему ближе других рабочих. Бока-Негра отвечал с большой непринужденностью; только губы его чуть дрожали от волнения.