Шерсть седой овцы (СИ)

«Го-оул!» - назойливый рёв моей горе-соседки лишь сильнее выводил меня из себя. Она бежала вниз, подобно неуклюжему слону, и осыпала на меня всю пыль и грязь, скопившейся на потолке. И потом её встречает не «Гоул», но какой-то озлобленный мужик с белой головой и рожей, наблюдающей за ней с невыносимым гневом и яростью в глазах. – «Я постригла овечек и теперь я хочу кушать!» - Подобно маленькому ребёнку, это ужасное подобие homo-sapiens’а стояло рядом со мной и стряхивало с моих плеч и головы всё, что на меня успело свалиться. Не знаю, почему я её терпел… но я терпел. В нужном сундуке я нашёл небольших размеров морковь и протянул её этой голодной кровососке. Без лишних слов и звуков. Хэнни лишь улыбнулась мне, схватив эту морковь двумя руками… ну и конечно! В её засранную головушку просто не может не прийти какая-нибудь тупая мысля, которую обязательно нужно мне высказать! – «Это такой намёк, да?»

Я даже не стал терпеть её слова! Просто взял и засунул эту морковь ей в рот, оскалившись на неё! Пропихнул эту морковь поглубже в горло и пробудил её рвотный рефлекс!

«Даже не думай, тупая овца. Ты попросила – я подал.» - вот так вот я на неё рявкнул и продолжил копаться в сундуках, стараясь вспомнить что-то, что я хотел найти или сделать. А Хэнни не ушла прочь! Она начала бормотать старые сказки, перейдя на более грустный тон:

- «Ты… очень добрый человек, Гоул. Может ты… и пытаешься показаться злым и недоступным, но внутри тебя есть что-то очень тёплое…»

«Это тепло – моя неистовая ненависть к твоей долбаной морде. И если ты думаешь, что во второй раз этот трюк у тебя прокатит – то зря. У меня «хреновая память», а не Альцгеймер» - я хорошо запомнил её трюки. Хитрая лисица давит на жалость и потом тащит меня за собой в постель. Плачет и хныкает, строит милую мордочку и показывает себя недотрогой… Пока она не свяжет тебе руки, и с ором: «ОУ Й-ЙЕА-А!» не начинёт играть в наездницу. На всякий случай я ей напомнил несколько важных вещей: - «Даже не думай брать мою доброту за слабость, Хэнни. Я с лёгкостью задушу тебя той рукой, которой кормлю.»

«Ну я не знаю, чем заняться!» - Хэнни показала свою истинную натуру, затопав ногой и переходя на недовольный тон. Она делает так каждый раз, когда её трюки не проезжают по накатанной дорожке. – «Мне скучно! Ну, извращужка! Ну поиграйся со мной! Хочешь я стану твоей послушной кошечкой? Хочешь?»

«Слушай сюда, кошечка ты моя вшивая.» - с этими словами я захлопнул все сундуки разом и обратил на неё свой грозный взгляд. Взгляд настолько грозный, что если бы я мог пускать из своих глаз лазеры – я бы их выпустил. И с таким видом я наблюдал за ней всё это время, не опускаясь по планке грозности. – «Я с тобой сижу уже довольно долго. И раз уж ты не поняла меня с пятьдесят шестого раза, я повторюсь. В пятьдесят седьмой раз повторюсь…» - Хэнни хотела сказать что-то в протест, но не успела. В этот момент я взял её за горло и медленно пошёл на сближение, заливаясь гневом. К счастью, я не стал рвать её слуховые перепонки своим криком. Я перешёл на шёпот: - «Я. Не. Добрый. Я не нахожу удовольствия в пошлых играх с тобой или с твоим кошкообразным чудищем, что ёрзает у моих ног каждый. Чёртов. Час! Не раз я тебе, баклажану гнилому, говорил про правила поведения, и ты продолжаешь их нарушать. А если будешь вести себя так, словно мы с тобой «две половинки одного кирпича» - я тебя сожру. Вместе с говном сожру. Усекла?»

Хэнни выглядела поддавленной, но не сломленной. Осматривала меня своими глазками-пуговками и сжимала губы, медленно кивая в знак согласия. И от подобного лица я получал небольшое эстетическое удовольствие… Пока эта тупая жаба не выпорет что-нибудь «эдакое»:

- «Когда ты берёшь меня за горло – у меня голова начинает кружиться. Я… даже начинаю растекаться от одной лишь мысли, что ты начнёшь меня душить.»

«Да пошла ты…» - и вновь я пришёл в гнев и ярость. Эту тупорылую девицу ничем не подцепить! Она находит соблазняющее удовольствие от каждого моего касания, не говоря уже про угрозы! Даже если я говорю ей, что вспорю её живот и распотрошу её, сжирая её сердце прямо у неё на глазах – руки Хэнни лишь сильнее тянутся к поджимающимся ногам. Это настолько отвратительно, что мне приходится мыть руки после каждого разговора с ней! И что я только с ней не делал… Шоковая терапия, бондаж и виселица, кресло утопленника, лёд, порка… От каждой моей попытки приручить её к порядку и хоть чуточку начать бояться меня – всё на еборот! Хэнни лишь сильнее возбуждается и привыкает к подобным вещам, а потом ещё и добавки просит!