— Душан, я вас уже люблю, так и знайте! — сообщила она, с нежностью вцепившись в свежий, еще теплый слоеный рогалик.
Пилот рассмеялся, но с некоторым опасением покосился на Шешеля. Чарген, заметив это, едва не захихикала. Ревности, что ли, ждал? Наивный.
А потом погрустнела, когда поняла, что была бы не против, если бы…
— Хочешь? — щедро предложила она все-таки своему товарищу по несчастью, который тоже ел какие-то пирожки, но совсем не такие аппетитные.
— Я, конечно, тронут, но я сладкую сдобу не люблю, — усмехнулся господин Сыщик.
— А вы? — предложила Чара хозяину.
— Ешьте, — улыбнулся он. — Я не голоден, а вам полезно сладкое, после всего пережитого.
Оставшийся до погрузки час прошел в той неповторимой атмосфере, когда одной проблемой оказываются связаны люди, у которых нет больше ничего общего и которые скоро навсегда расстанутся. И обсуждать ее вроде бы глупо, все пять раз оговорено, и о чем-то светски болтать совсем не тянет.
Капитан явно предпочел бы пофлиртовать с хорошенькой Цзетаной или почитать одну из книг, которые лежали в чемодане, но при Шешеле ему неловко было делать первое, а при девушке — второе. Чара тоже с удовольствием поговорила бы с кем-то из мужчин, но светский разговор ни о чем не клеился, только усугубляя чувство неловкости, а для чего-то большего мысли ее слишком занимал все тот же Шешель. Который, в свою очередь, при появлении постороннего напрочь растерял всю свою говорливость и с невозмутимостью изваяния сидел на стуле, рассеянно оглядываясь и о чем-то размышляя. Его ожидание явно не тяготило, вот уж точно — настоящий снайпер.
Появление возле дома автомобиля с облегчением восприняла даже Чара, которой совсем не хотелось прятаться в коробку. Хотя там-то тоже предстояло ждать, причем в гораздо менее удобных условиях.
Трясти Чарген, независимо от раскачивающегося кузова фургона, начало ровно в тот момент, как она села в стружку, насыпанную в продолговатый ящик, жутковато похожий на гроб, разве что пошире. Таких в кузове стояло несколько, а из людей компанию Чаре составляли только Шешель и Чайка.
— Не волнуйся, дырок полно во всех стенках, — успокоил ее следователь, аккуратно пытаясь отцепить побелевшие от напряжения пальцы будущего ценного груза от бортика ящика.
— А можно мне твою зажигалку? Ну или какой-нибудь еще источник света…
— Хочешь сгореть заживо? — мрачно спросил следователь. — Цвета, я тебя сейчас правда вырублю.
— Вырубай, — обреченно кивнула она.
— Погодите, у меня же ручка есть, — опомнился капитан.
— Какая ручка? — растерялся Стеван, а Чара уставилась на Душана с отчаянной надеждой во взгляде.
Про ручку она тоже не поняла, но «погодить» готова была очень долго, лишь бы ее не запихивали в ящик.
— Сувенир. Там очень слабый белый светлячок, местные такими деньги проверяют. Я ее с собой вожу — ручка хорошая, но писать ею очень неудобно, самое то в дорогу, когда много не надо.
Чарген приняла подношение и теперь столь же отчаянно цеплялась за свой будущий маяк, выпустив наконец бортик ящика.
— Убери в рукав, так, чтобы наружу светлячок торчал, — велел Шешель. Чара не поняла зачем, но все же послушалась. — До встречи в небе.
Чарген ойкнула и вздрогнула, когда следователь одной рукой перехватил ее за горло, а второй больно нажал на какую-то точку у основания шеи. Последнее, что Чарген видела, прежде чем лишиться сознания, — слабая фиолетовая вспышка магического воздействия.
Чайка молчал, помогая следователю уложить бессознательную девушку, закрыть ящик и аккуратно приладить на место «волшебные» пломбы — такие, которые легко можно снять, зная секрет. Капитан понимал, что лезть в чужие дела со своими замечаниями глупо, да и тысячу раз прав Шешель: нет других вариантов. Но молчал все равно укоризненно, потому что насмерть перепуганную девушку было искренне жаль, и стоило хотя бы сказать ей что-то ободряющее перед тем, как вот так…
— Не скрипи на меня так зубами, эта дамочка крепче, чем кажется, — проворчал Стеван наконец.
— Я не знаю, что там с ее крепостью, но напугана она была всерьез. У нее же явно фобия. Она и умереть в этом ящике может с перепугу…
— Значит, нам надо как можно быстрее погрузить все это и выгнать проверяющих, чтобы достать ее на свет, — пожал плечами следователь.
Как человек совсем непугливый по жизни и напрочь лишенный каких-либо фобий, он был совершенно уверен, что проблема преувеличена и ничего страшного с женщиной не случится. Однако с каждой минутой тревога покусывала все сильнее. То ли слова Чайки запали в голову, то ли тоскливо-обреченный взгляд Цветаны, которая до сих пор не давала повода считать себя отъявленной трусихой.