Шесть братьев (ЛП)

– Ты не будешь такой благодарной, когда увидишь, как ужасно я тебя зашил, – говорит он, кладя жаренные яйца поверх каждого тоста.

Я пожимаю плечами и делаю глоток кофе.

– Без разницы.

Он внимательно осматривает меня, когда заканчивает накладывать кусочки бекона на тарелки, передавая мне одну из них.

– Наверное, трудно будет найти работу по твоей специальности, – говорит он, стараясь звучать непринужденно, но с недвусмысленным вопросом, скрытым в своих словах. – Я имею в виду после того, как ты уедешь. – Я чуть не подавилась куском бекона, который взяла из тарелки, мой рот полон вкуснейшего жира и соленого мяса. – Давай поедим на балконе, – говорит он, забирает у меня тарелку и идет к стеклянным окнам, где открывается вид на залив Санта-Моники.

Он толкает ногой раздвижную дверь и выходит на террасу, достаточно большую, чтобы на ней поместился круглый стол, два стула и несколько цветов в горшках.

Я беру обе чашки и начинаю идти за ним, но боль простреливает мою ногу. Джейс спешит назад, забирает кофе, ставит его на стол и возвращается, чтобы помочь мне дохромать до стола. С его помощью я сажусь и вдыхаю прохладный океанский воздух, который овевает нас.

Джейс ест быстро, буквально опустошая тарелку, в то время как я едва успела поднять вилку, отпивает кофе и задумчиво смотрит на горизонт и бирюзовую воду.

– Тебе нравятся пейзажи, – слова вылетают из моего рта прежде, чем я могу остановиться. – Крыша, этот балкон – такое ощущение, что ты всегда ищешь что-нибудь еще.

Улыбка растягивает его полные, сексуальные губы, и он отрывает взгляд от воды, чтобы посмотреть на меня.

– Мне нравится смотреть на красивые вещи, – говорит он, его взгляд прикован ко мне, поэтому я краснею и отворачиваюсь. – Они помогают мне забыть мою уродливую жизнь.

– Неужели твоя жизнь настолько ужасна? – спрашиваю я, больше всего на свете желая, чтобы он сказал «нет».

Мне хочется, чтобы он сказал, что счастлив. Но я вижу по его лицу и слышу в его словах, что это не так.

Он не отвечает, вместо этого указывает на квартиру позади нас.

– Это место принадлежало последней одержимости Дорнана, – говорит он, его глаза потемнели от тревоги. Я ничего не говорю, просто смотрю на него и жду объяснений. Он ставит свою чашку на стол и рассеянно царапает пальцем рисунок на ободке. – Она мертва, – заканчивает он, его голос пропитан горечью.

– Что произошло? – спрашиваю я, боясь услышать его версию.

– Она была верна ему и клубу на протяжении десяти лет. А потом попыталась уйти, – голос Джейса ломается, – и он убил ее. – Я сглатываю огромный ком в горле, не позволяя себе представить, как бы мы жили, если бы им это удалось. Если бы мы выбрались. Это было бы великолепно. – Она была из Колумбии, – говорит Джейс. – Она жила здесь много лет, прежде чем я переехал сюда, но у нее все еще был очень сильный акцент. Сначала я едва мог понять, что она говорила.

Он беззвучно смеется, но его рассказ далеко не веселый. На мгновение задаюсь вопросом, была ли она жива, когда Дорнан отрезал ей голову. Я бы поставила все свои деньги на то, что именно так и было.

Я смотрю на движение его губ, и понимаю, что мы так и не поговорили о том, что случилось вчера на поминках. Тот поцелуй, такой короткий, но полон чувств, мое сердце пропускает удар, только вспоминая его. Я хочу заговорить об этом, но боюсь, что он снова сбежит, так что даже не пытаюсь.

– Твой отец знает, что я здесь?

Настроение Джейса меняется на агрессивное, он стискивает зубы и на его щеках ходят желваки.

– Не знаю. Я не разговаривал с ним.

Я киваю.

– Я должна позвонить ему. Он разозлится, если вернется и не увидит меня там. – Джейс шокировано смотрит на меня, его брови взлетают вверх так высоко, насколько это возможно. – Я должна была очистить все от крови, – объясняю я.

После моих слов его челюсть отвисает.

– Ты, бл*ть, прикалываешься надо мной? – спрашивает он, снова сжимая руки в кулаки.

Бл*ть.

– Пожалуйста, не будь таким, – говорю я. – Ты не понимаешь.

«Ты не понимаешь, ты не понимаешь. Блядь, я до сих пор люблю тебя, после всех этих лет, но ты просто не понимаешь».

Он проводит рукой по своим коротким волосам, его лицо пылает от гнева.

– Я прекрасно понимаю, – сдержанно говорит он. – Я понимаю, что ты выжила из своего долбаного ума.

Я тяжело сглатываю. Мне хочется ответить, но мой мозг вдруг чувствуется как кашеобразный суп. Моя нога начинает пульсировать, и хоть я привыкла к боли, это ощущение, которое быстро распространяется по моему телу, является чем-то совершенно другим. Мои нервы взрываются, шипят и кричат каждый раз, когда я делаю судорожный вдох. Я чувствую, как лоб покрывается капельками пота, и у меня кружится голова.