Шесть братьев (ЛП)

– Я так рада это слышать, – сказала бабушка, сокращая разрыв между нами и обнимая меня тонкими руками. –Тебе следует позвонить Эллиоту, – продолжила она, похлопывая меня по спине. Я замерла. Бабушка отступила и взъерошила мои светлые волосы. – Он вернется за тобой, девочка, – мягко сказала она.

Но он этого не сделал.

– Что ты собираешься с этим делать? – спрашивает Эллиот, резко меняя тему разговора.

Я расплываюсь в злой ухмылке, которая достигает и моих глаз.

– Это сюрприз, – отвечаю я.

Он просто качает головой, но ухмылка играет на его губах, угрожая превратиться в полноценную улыбку.

– Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал. – Что-то в этих словах меня сильно расстраивает, мои глаза наполняются слезами. Я отворачиваюсь, раздраженная тем, что он видит меня такой. – Я сказал что-то не то? – спрашивает он, касаясь пальцем моей щеки.

Я качаю головой.

– Ничего, это глупо. Это не имеет значения.

Он поступил мудро, решив не давить на меня; он знает, когда я не хочу говорить.

Это действительно глупо.

«Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал».

Но все это ложь. Я делаю это не потому, что я сильная. Я делаю это потому, что боюсь монстра в своей голове.

Монстра в моей постели, того, кто убил моего отца.

Монстра, уничтожившего меня.

Я делаю это, потому что просто хочу спать по ночам, не видя его лица.

Это не сила. Это отчаяние.

Эллиот отбрасывает гнев, его лицо трансформируется в озабоченное. А это еще хуже. Он снова притягивает меня к себе, его руки – самое безопасное место, которое я когда-либо знала, и я веду битву внутри себя.

– Мне не нужна твоя жалость, – говорю я, цепляясь за него, мои слезы пропитывают его куртку.

– Это не жалость, – бормочет он, поглаживая мои распущенные волосы одной рукой, а другой крепко сжимая мои плечи. – Это любовь. – Он притягивает меня ближе, мягко говоря мне в волосы. – Возможно, мы не работали над этим вместе, но никогда не думай, что я откажусь от тебя, девочка. Этого никогда не случится.

Мое сердце только что, бл*ть, разбилось.

Словно кто-то взял ледоруб и воткнул его мне прямо в грудную клетку. Мою грудь обжигает болью безответной любви. Печально то, что я действительно любила Эллиота, а может быть, это совсем не печально. И я все еще люблю. Я люблю его за то, что он спас меня. Я люблю его за то, что сохранил мою жизнь. Люблю его за то, что он был поблизости все эти три адских года.

Но я не могу, не умею любить его так, как он того заслуживает. Как вы любите кого-то, когда он – весь ваш мир. Я любила его за все, но, затерявшаяся в этом искусственном существовании, где он был всем для меня, я все еще не могла полностью отдаться ему.

В конце концов, мое сердце принадлежало кому-то другому. Кому-то, от кого у меня перехватывало дыхание. Кого-то, кого я так сильно любила с того самого момента, когда впервые увидела его, что мне было почти больно. Кого-то, кто осветил весь мой мир, хотя он и считает, что я погибла от рук его семьи.

– У меня есть подарок, – говорит Эллиот, отрываясь от меня и снова копаясь в кармане.

Он достает совершенно новый ярко-розовый iPhone с наушниками-вкладышами.

– Не стоило, – говорю я, осторожно теребя телефон.

Мне нравится.

– Я записан как татуировщик, – говорит он, указывая на экран. – На всякий случай, чтобы было непонятно.

Я смеюсь, просматривая музыку, которую он уже загрузил в телефон. Там целая куча разных вещей.

– Что это за плейлист? – спрашиваю я, нажимая кнопку, когда читаю название каждой песни.

– У Дженни есть пистолет? Красная правая рука? Что, черт возьми, это за музыкальная коллекция?

– Ну, разве это не очевидно? - игриво спрашивает Эллиот. – Это твой «мстительный» плейлист. Если ты действительно настроена сделать это, тебе нужен саундтрек.

Я просто качаю головой и улыбаюсь.

– Теперь я начинаю вспоминать, почему ты мне так нравишься, – говорю я, сияя, когда кладу телефон в карман.

– Из-за моего чрезвычайно большого пениса? – Эллиот шутит, когда мы возвращаемся к забору.

Я игриво подталкиваю его.

– Потому что, что бы ни случилось, ты всегда можешь меня рассмешить.

– Дорнан, – мягко говорю я, проводя кончиком пальца по глубоким морщинкам под его глазами. – Нам пора одеваться. Служба скоро начнется.

Сейчас начало девятого, а через несколько часов начнется похоронная процессия и мотокортеж в честь Чада. Я в равной степени взволнована и напугана, вновь обретенная решимость довести это дело до конца поселилась в моем животе, как слой бетона: тяжелый, давящий и всегда рядом, чтобы напомнить мне, что нужно делать.