Шесть часов утра

Танюша садится на свое место, достает сразу пачку историй болезни. Эти истории мы с Аркашкой весь вечер подшивали грубыми нитками. Тупая работа, нудная. Берешь из пяти пачек разные листки, складываешь их определенным образом, потом огромной иглой прокалываешь в месте сгиба и наскоро скрепляешь тремя-четырьмя стежками. Вроде просто, но когда надо сделать таких сотню – надоедает.

– Не торопись, Татьяна, – поднимает руку Петрович. – На что жалуемся, пациенты?

– На жизнь! – хохмит один из бомжей – высокий мужчина в дырявой телогрейке, по самые глаза заросший неопрятной бородой.

– Это понятно, – невозмутимо отвечает Петрович. – Конкретные жалобы есть?

– Башка трещит, – встревает второй, с татуированными пальцами. – Похмелиться дашь, медицина? Спиртику бы нам накапал.

– И это понятно. – Петрович быстро и ловко осматривает пациентов. Светит в глаза фонариком, щупает пульс. От пациентов пахнет так, что глаза слезятся, но Петровича это не смущает, он не брезгливый.

Бомжи участвуют. Охотно распахивают на впалой груди несвежее белье, говорят «а-а-а», так широко открывая зловонные рты, что видно даже гланды. Дама стесняется, Петрович уводит ее за фанерную перегородку, осматривает там.

Менты топчутся в стороне с явным желанием побыстрее закончить всю эту катавасию и смыться. Молодой уже два раза выходил курить.

– Так, – наконец выпрямляется терапевт. – Даму оставляем на предмет диагностики ЗЧМТ. Вот этого, – он кивает на высокого бородача, – тоже оставляем. У него какие-то подозрительные хрипы, надо флюорографию утром сделать. Остальных – пожалуйте на выход.

– Как это на выход?! – тут же возмущается молодой мент.

– Не вижу причины размещать их в учреждении здравоохранения. Коечный фонд не резиновый, – парирует Петрович.

– Слушай, Гиппократ. – Молодой нависает над невысоким Петровичем. – Мы тебе пациентов привезли? Привезли. Забирай.

– Пациентов – заберу, – поднимает на него взгляд терапевт. – А вот этих троих можете вернуть, откуда взяли. Они здоровы. Несколько ссадин – не повод для госпитализации.

– Послушай, чудак-человек, – не сдается мент. – Куда же я их повезу? Обратно – так это через полгорода тащиться. В отделение – так они вонючие, грязные. Вши у них. На фиг они мне нужны! На улицу выбросить – они опять подерутся. Так что бери их к себе в больничку и не разглагольствуй.

– Не возьму, – отвечает врач. – Не вижу показаний для госпитализации.

– Будут сейчас тебе показания, – мгновенно вспыхивает молодой. – Мы их из отделения выведем и на газончике, прямо под окнами отметелим. Вот этой дубинкой! Будет тебе и ЧМТ, и ВЛКСМ, и ГКЧП, и что хочешь будет!

Бомжи испуганно шарахаются подальше от мента, забиваются в дальний угол.

– Если вы это сделаете, я буду вынужден позвонить Сергею Дмитриевичу и доложить о действиях его подчиненных, – говорит доктор.

– Какому… Сергею Дмитриевичу?! – повышает голос молодой.

– Сержант, ты это… – Старший осторожно трогает напарника за локоть.

– А чего он меня каким-то Дмитриевичем пугает?

Кто он такой?!

– Начальник нашего УВД, – тут же ровно говорит врач. – Подполковник Уваров, слышали? Он у меня в прошлом году гипертонию свою лечил. Телефон оставил. Для специальных случаев. Звонить?

Молодой на глазах сдувается, как воздушный шарик. Злобно смотрит на врача, на нас с Таней. Срывает злость на безропотных бомжах.

– А вы что уставились?!

– Остынь, сержант. – Старший уже решительней берет напарника за локоть, выталкивает его в коридор.

– Любит Петрович театральные эффекты, – шепчет мне в спину Таня. – Прямо Немирович-Данченко.

Старший мент тем временем возвращается в приемное.

– Петрович, вы простите дурака этого. Он молодой еще. Второй месяц в органах. Привыкнет.

– Бывает, – отвечает врач. – Ну так что, заберете троицу?

– Никак нельзя, Петрович, – разводит руками старший. – Они же правда воняют, вши вон у них. Вид неприглядный. Утром начальство в отделение придет – а у нас такая красота.

– Так пусть идут подобру-поздорову.

– И это нельзя. Нас же на их драку вызвали. Все зафиксировано. Если опять подерутся – нам по шапке прилетит.

Петрович завис. Принимать теплую компанию ему категорически не хотелось. Коек действительно оставалось мало, а ночные гости и не пациенты вовсе. Полежат пару дней с диагнозом «ушибы» и «алкогольное отравление» и пойдут себе обратно в свою берлогу. Но за эти пару дней могут половину больницы на уши поставить.

И тут на выручку терапевту пришла Таня.

– Я так понимаю, что основная претензия к гражданам без определенного места жительства – это вши, запах и неухоженный вид? – спросила она старшего мента. – Ну да, – нерешительно ответил тот.

– То есть если вшей не будет, вы их заберете?

– Заберем, – вздохнул старший.

– Мальчики. – Таня повернулась к нам. – Проводите граждан в клизменную. Аркаша, разбуди Валю. Сейчас все будет в лучшем виде.

Минут через пять в клизменную ввалилась тетя Валя, наша санитарка. Тетю Валю в ее шестьдесят с хвостиком было трудно чем-либо удивить, поэтому при виде трех голых дрожащих мужиков она даже глазом не моргнула.

– Валя, – скомандовала Татьяна. – Моем, бреем, выводим вшей.