Шесть черных свечей

Шагайте дальше, и вы выйдете на маленькую площадь. Вас обступят дома, где все квартиры в этом духе. Одни сожжены, другие просто брошены. Но есть и такие, где еще горит свет, жужжат лампы. Вот они — точки, составляющие кривую бедности, ее подъемы и спады. Про то, что происходит за каждым окном, можно написать книгу. Но сегодня ночью для нас представляет интерес только одна квартира.

Посмотрите прямо перед собой. Вы увидите двор, образованный двумя домами. Первый этаж — одна квартира справа, одна квартира слева. Окна закрывают металлические жалюзи. На металле — золотой обманкой — отсветы уличных фонарей. Один угол отогнут — на фоне сплошного золота выделяется черный треугольник. По краям жалюзи толстый слой копоти. Сверху копоти значительно больше — жалюзи пытались поджечь дети вслед за тем, как сожгли двери с кодовыми замками. Иногда кусков дверей и пожитков из пустых квартир бывает мало. Детишки, а?! Думаю, весь этот вандализм — подсознательная реакция на ужасное положение, попытка разобрать на части, уничтожить, стереть в пыль ненавистное им место. То место, где они живут.

Из-под входной двери той квартиры на первом этаже, которая слева, льется поток воды, и растекается лужами, и изливается на улицу. В соответствующем окружении это было бы здорово. Ночью звук льющейся воды, наверное, успокаивает. Но здесь плеск заглушают привычные крики, да еще от фургона с мороженым доносится: «Зеленые рукава, Зеленые рукава»,[7] что должно обозначать трубочки, и чипсы, и булочки. Здесь это знак жратвы, блаженного чавканья и экстаза. У торговцев свой маршрут в этом районе. В районе — тошном торчке, высасывающем соки из более благополучных кварталов города.

На втором этаже свет виден только слева. На лоджии сушится белье. Лоджия, лоджия… в моей берлоджии. Вещь необходимая для женщины, которая любит проводить время на свежем воздухе.

На третьем этаже свет справа. Я даже не знаю, как зовут тех, кто здесь живет. Когда-то каждый в квартале был лично известен, но теперь всюду притаились чужаки. Прямо жуть. Паранойя какая-то.

На последнем этаже свет только в одном месте. Слева. Тут-то и живет Кэролайн. Тут она и Бобби были счастливы, пока не появилась Стейси Грейси. Оказывается, и в таких местах еще можно быть счастливым. Приличная респектабельная жизнь — и ты счастлив, хотя такой жизнью и выламываешься из иных существующих культур. Мне всегда смешно, когда какой-нибудь политик или иной благодетель начинает базлать про рабочий класс. Кто таков, этот рабочий класс? Что-то он мне никогда не попадался. Да и нету на самом деле никакого рабочего класса. Это миф. Существует лишь общая мешанина, мириады подклассов и субкультур. Их объединяет только общность территорий, на которых они живут и которые похожи на другие такие же территории, будь то в пределах одной страны или даже по всему миру. И все эти составители фраз и речей ничего лучшего не придумали, как обозвать целую массу различных культур рабочим классом.

Но довольно об этом. Нам надо показать вам квартиру Кэролайн.

Поднимитесь на последний этаж, и вы будете приятно удивлены. На стене со стороны двора виднеются репродукции картин Ван Гога. Каждая в рамке, этакая неожиданная галерея искусств. Все в узорах. Вход в квартиру отделан сосной, горшки с цветами на стенах и на полу. Наверное, это другой район, другой дом. Но нет. Это тот же самый дом. Тот дом, где живет Кэролайн.

Вот вам типичное воскресенье на Келлок-авеню.

Теперь вернемся к нашему рассказу. Кэролайн дома и занимается уборкой. Вот гостиная с лоджией, лоджия выходит на описанное выше безобразие. Вот декоративная арка «Артекс», ведущая в кухню, — в восьмидесятые годы необходимая предпосылка для жизни каждой молодой пары. Но главное украшение жилища Кэролайн — массивный мраморный камин, отодвигающий арку на второй план. Из-за камина арка уже не горделивый символ достатка, а просто мрачная белая загогулина между гостиной и кухней. Камин улыбается всем. От него по всей комнате исходят волны тепла, его огонь — вершина комфорта. Камин порождает мечты и обращает в пепел кошмары. Он явно рассчитан на интерьер пошикарнее и занимает как минимум треть стены. Телевизор орет так, что только в перерыве между песнями или проповедями можно услышать гудение пламени и потрескивание угольков. Идет трансляция «Хвалебных песен» из церкви Святой Терезы в Поссиле.

Господи, соедини нас, Господи, соедини нас неразрывными у-у-у-зами.