Шесть дней

Весной 1971 года на завод приехал Григорьев и выступил на партийно-хозяйственном активе в связи с решениями XXIV съезда партии. Его речь была краткой и беспощадной. Производительность труда, говорил он, у вас выросла незначительно, а фонд зарплаты перерасходован в таких размерах, что себестоимость металла резко повысилась по сравнению со всеми предыдущими годами. Вы расплодили, говорил Григорьев, столько бесполезных отделов и бюро за счет тех, кто реально дает металл, что создалось угрожающее для экономики завода положение. Неужели вы думаете — Григорьев повернулся к президиуму и говорил, обращаясь прямо к Волобуеву, с которым, как все знали, дружил, — неужели вы серьезно думаете, что в «размножении» нахлебников и заключается научно-техническая революция? Эти ваши разговоры, о которых мне передавали, никакого отношения ни к научно-технической революции, ни даже к элементарной организации труда не имеют. Все это попросту пустозвонство… Это та доброта — так называемая доброта! — с иронией сказал Григорьев, — которая дорого обходится государству и каждому из вас, потому что вы скоро совсем не сможете платить премий, лишитесь директорского фонда, не сможете совершенствовать технологические процессы и обновлять агрегаты… Руководство завода не понимает, — продолжал Григорьев, — что кажущееся зло железной производственной дисциплины в конечном счете и есть высшая форма добра — единственное, что может создать реальную основу для каждодневного сиюминутного проявления элементарной человеческой отзывчивости и любви к людям…

То, что говорил Григорьев, потрясло Логинова, это были мысли и его самого.

Совершенно необычная для Григорьева речь — всем было известно, что он не любитель выступать, — точно прорвала плотину… Один за другим на трибуну выходили рабочие, начальники цехов, рядовые инженеры, секретари партийных организаций и с горечью и гневом говорили о том, что не хватает горновых, ремонтных рабочих, сталеваров, а вместо них сидят в канцеляриях, протирают штаны и юбки мало что или ничего не делающие для развития производства люди, никому не нужные на заводе работники, из которых сама обстановка создает бездельников.

Выступил там и Логинов с критикой положения на заводе и назвал цифру почти в тысячу человек, которых можно было бы, как он считал, уволить без всякого ущерба для завода. «А чугуна и стали мы бы начали выдавать не меньше, а больше, — закончил он свое выступление. — Не бойтесь, безработных не будет, в городе есть и другие заводы, где рабочих и специалистов не хватает, просто стали бы по-хозяйски использовать кадры…»

Вскоре Николай Фомич Волобуев был переведен на работу в Москву, в министерство, опыт у него был большой, а Логинова назначили директором. В первый же месяц директорства он и в самом деле уволил около тысячи человек с переводом на другие заводы, и было удивительно, даже для него самого удивительно, что выдача основной продукции — металла не уменьшилась, а действительно, как он предвидел, возросла. Тогда-то и сам он поверил в себя, и многие поверили в нового директора…

Логинов оторвался от своих воспоминаний, покосился на собеседника. Григорьев сидел перед ним недвижимо и, видимо, ждал результатов его раздумий. Кого бы ни назначить своим заместителем на время болезни, положение, сложившееся на заводе, потребует мобилизации коллектива, это же ясно. Вот сейчас надо попросить у Григорьева объяснений, почему отложено строительство новой доменной печи? Началом работ можно бы поднять настроение людей. Конечно, печь даст чугун не в этом году и едва ли в будущем, но все же это реальная перспектива для завода, первый шаг на пути модернизации производства.

— Говорят, — осторожно начал Логинов — вы, Борис Борисович, знаете, чем вызвана задержка подготовительных работ. — Логинов нарочно не сказал, какие подготовительные работы он имеет в виду.

Григорьев вопросительно смотрел на Логинова. Ждал уточнений. А Логинов так же вопросительно смотрел на Григорьева.

«Хватит играть в прятки, — хотелось сказать Логинову, — давай начистоту. Ведь я тебя предупредил, что приеду спросить, как ты умудрился задержать строительство домны. Чего же ты тянешь? Ну, чего ты сидишь, как пень, и молчишь?.. Неужели испугался?»

— Но мне кажется, это я должен спросить у вас, почему задержаны подготовительные работы, — изрек, наконец, Григорьев.

XX

Логинова передернуло. Он все-таки сдержал себя. Сколько же терпения надо иметь, чтобы разговаривать с ним. Ну и тип!

— Но я-то, я-то здесь при чем? — вознегодовал Логинов. — Откуда я могу знать?

— Очевидно, от тех, с кем вы позавчера разговаривали по телефону. Я-то ведь с ними не разговаривал. — Григорьев, словно удивляясь непонятливости собеседника, недоуменно пожал плечами.

— Будем говорить откровенно, Борис Борисович, — решился на прямую атаку Логинов, — они ссылаются на вас, говорят, что вы дали повод, не подписали авторской заявки и тем самым поставили под сомнение разработки Ивана Александровича Меркулова для новой печи.