Шесть дней

— Ну вот, видите, вы, оказывается, все знаете, — Григорьев мягко заулыбался. — А я ничего этого не знаю.

— Но, может быть, мне сказали неправду?

— Скорее всего… — Мягкости в лице Григорьева как не бывало. — Иначе, я сам должен бы знать, что поставил под сомнение разработки Меркулова. Однако я слышу это впервые.

— Но что же нам-то делать? — вырвалось у Логинова.

Григорьев оперся локтем о подлокотник кресла, охватил ладонью мясистый подбородок. Логинов негодующим взглядом уставился на него.

— Вам известны результаты совещания, которое только что состоялось у меня? — спросил Григорьев и поднял глаза.

— Но откуда же? — удивился Логинов.

— Вам могли сказать.

— Мне никто ничего не говорил.

— Шестая печь будет задута на холодном дутье, прямо из атмосферы, минуя каупер, — сухо излагая технические подробности, заговорил Григорьев. — Кокса и природного газа пойдет больше, чугун станет дороже, но печь вплоть до конца ремонта каупера будет давать металл. Ваш Ковров провел теплотехнический расчет и предложил этот вариант холодного дутья.

Логинов слушал, с недоверием скосив глаза на собеседника. Лицо его медленно заливала буроватая краска.

— А вы?.. — спросил он. — Какова ваша точка зрения? — поспешил он уточнить свой вопрос, вспомнив, что Григорьев не терпит неясно высказанных мыслей.

— Поддерживаю Коврова, — твердо сказал Григорьев.

— Когда вы… летели к нам, вы знали, что возможен… такой вариант? — спросил Логинов, все еще не веря в серьезность варианта Коврова.

— Знал.

— И ничего мне не сказали?

— Нужен был точный расчет, чтобы по-деловому говорить о такой возможности. Ковров его провел. Середин независимо от Коврова повторил этот расчет, оба получили одинаковые результаты.

— А я ничего не подозревал до последней минуты… — пробормотал Логинов. — Боже мой, какая тяжесть свалилась с моих плеч… — На ум ему пришло то, что он недавно под влиянием минутного настроения сказал Нелли Петровне: в должности директора остался на уровне начальника цеха. — Боже мой… — как бы про себя повторил Логинов.

— Ковров — газовщик с техническим образованием. Это много, — как бы в утешение Логинову заметил Григорьев.

— Но что же мы все-таки будем делать с новой печью? — после молчания спросил Логинов.

Григорьев выпрямился, уперся руками в край стола, разделявшего их.

— Вы хотели прямого разговора, — другим, деловым, доверительным тоном заговорил он. — Хорошо, слушайте. Одной домной заводу не поможешь. Надо перестроить весь завод, по всему переделу. Старые печи постройки тридцатых годов надо заменить современными, мартены уступят место конверторам. Прокатные цехи также должны отвечать уровню современного прокатного производства. Весь завод, понимаете, весь, должен быть практически построен заново. Колоссальный объем работ. Вы, конечно, понимаете, — негромко говорил Григорьев, устремив пристальный взгляд на Логинова, — программа будет рассчитана на одну, а может быть, две пятилетки. Естественно, что должно быть решение правительства. Вот что предстоит заводу… — Григорьев откинулся на спинку кресла и спокойно смотрел на собеседника. — Вот перспектива, которая всколыхнет коллектив. А иначе застой, бесконечное латание агрегатов, работа на нервах людей.

Логинов глубоко вздохнул.

— Да-а… — хрипловато протянул он. — С вами, как говорится, не соскучишься… — И тут же, поняв, что таких вольностей с Григорьевым допускать нельзя, поправился: — Не ожидал от вас столь радикальных решений…

— Это пока не решение, это вывод, к которому я лично пришел. Потребуется немало усилий, чтобы было вынесено соответствующее решение.

— Так вот что предстоит моему заместителю, о котором мы только что говорили… — в раздумье произнес Логинов.

— Скорее не ему, а Афанасию Федоровичу Ковалеву и вам после вашего выздоровления, — заметил Григорьев. — Врачи обещают, что, по крайней мере, год Афанасий Федорович по состоянию здоровья сможет оставаться на работе. У него огромный производственный опыт.

— А я уж и не верю, что мне выпадет счастье готовиться к полной перестройке завода. Не верю, Борис Борисович. Не зря же врачи так забеспокоились, — Логинов усмехнулся. — Человек я взрослый, научился реально смотреть на жизнь… — Логинов помолчал и, открыто взглянув на Григорьева, добавил: — И на смерть…

— Зачем вы?.. — хмуро сказал Григорьев.