Шесть дней

Григорьев опять посмотрел на него и опять отвернулся, Ковров представил себя на месте шустрого молодого инженера: не хотел бы он оказаться в таком положении. «Но он же глупости говорит, — подумал Ковров, — что же можно ему ответить? Здесь не экскурсия школьников…» От этой мысли, объясняющей молчание Григорьева, Ковров почувствовал некоторое облегчение, но все-таки подумал, что лучше бы совсем не встречаться с Григорьевым, чем вот так… Пожалуй, ему, Коврову, надо в другой время…

Инженеру не терпелось, и он принялся доказывать директору завода, что авария произошла из-за неумелых действий обслуживающего персонала.

— Да вы же глупости говорите… — неожиданно для себя взорвался Ковров.

Григорьев повернулся к нему, и Ковров прочел в его глазах живой интерес.

— Вы мастер или газовщик? — спросил Григорьев.

— Газовщик. С этой печи… — сказал Ковров и назвал свою фамилию.

Григорьев помолчал, разглядывая Коврова, и, наконец, изрек:

— Послезавтра в комнате рапортов будет совещание, вас пригласят.

— Есть! — отчего-то по-военному откликнулся Ковров и, поняв, что деловой разговор окончен и что сейчас о холодном дутье говорить неуместно и быть здесь больше незачем, пошел к Черненко. Уходя, он боковым зрением уловил взгляд Григорьева, брошенный ему вслед после этого «есть!». Ковров оглянулся, но Григорьев уже поднял глаза на печь. Такой как будто незначительный эпизод — один человек пригласил другого на совещание, а словно с плеч тяжесть свалилась. Только теперь Ковров осознал, в каком был напряжении минуту назад, и удивился тому, что оно вдруг рассеялось.

Вместе с Черненко он зашагал к зданию диспетчерской.

— Что там? — спросил Черненко. Ковров почувствовал, что старшим мастером владеет страх. Страх за себя.

— Послезавтра совещание у Григорьева в диспетчерской, — возбужденно сказал Ковров и взглянул на Черненко таким просветленным взглядом, будто это совещание ничем не грозило им обоим.

— А с печью как? Ничего не сказал?

Ковров пожал плечами.

— Не знаю, при мне — ничего…

— Чему ты обрадовался, не понимаю.

— Да я ничему не обрадовался. Просто тяжесть с плеч свалилась, отчего — сам не пойму.

Черненко стоял, устремив взгляд под ноги на ржавую, влажную землю.

— Алеша, я всю ночь не спал, — упавшим голосом заговорил он, — сердце сдает, домой пойду. Скажи, кто спросит, приболел Черненко.

— Идите, Валентин Иванович, идите, надо вам отдохнуть. А я скажу — заболел мастер…

Ковров поднялся в кабинетик Черненко и почти сейчас же вслед за ним вошла Нелли Петровна.

— Не утерпела я, хочу узнать, как вы увидели Григорьева, — живо заговорила Нелли Петровна, устремляя на Коврова прямой, открытый взгляд.

— Садитесь, — пригласил Ковров.

— Нет, нет, я сейчас побегу. Ну, хоть что-то он вам сказал?

— Всего два слова… Такой, знаете, странный разговор получился… — Он вдруг замолк.

Нелли Петровна внимательно и, как показалось Коврову, тревожно, едва приметно сведя точеные брови, смотрела на него.

— Да, да, я слушаю, — наконец, нетерпеливо сказала Нелли Петровна.

Ковров понял, что она с тревогой ждет его суждении о Григорьеве, и неторопливо, приостанавливаясь в поисках точных слов, заговорил:

— Такое впечатление странное… Молчит… Может смотреть на вас и молчать, не по себе как-то становится. Будто он вот так спокойно, на виду у всех изучает вас… Молчит — и все…

— Да, но все-таки он что-то сказал, если у вас, ну пусть короткий, но какой-то разговор был.

— А сказал он… — Ковров пожал плечами, — обычную вещь сказал, распорядился, чтобы я был послезавтра на совещании. Да не в словах дело, — торопливо продолжал Ковров, — по нему видно, по тому, как он держится, по взгляду его видно, что он задумал что-то сделать с печью…

— Холодное дутье?.. — Нелли Петровна вопросительно подняла брови.

— Не знаю… Это же мы с вами, а что он — не знаю. И как отнесется к холодному дутью, тоже не знаю. — Ковров помолчал. — Странный какой-то человек.

Нелли Петровна едва приметно усмехнулась, собираясь уходить, сказала:

— Вы больше думаете о Григорьеве, а не о том, чем может грозить его приезд вам, Середину, Черненко…

Ковров обзвонил печи, поговорил со сменными газовщиками. Все было нормально, печи шли ровно, мастера печей, по словам газовщиков, особенно внимательно следили за режимом плавки. Ковров усмехнулся: вот так бы всегда…

Хлопнула дверь, на пороге, привалившись плечом к косяку, стоял Андронов.

Ковров, сидя за своим столом напротив пустующего, исчерченного стола мастера, положил на место телефонную трубку после очередного разговора и сочувственно спросил:

— Что, Витя?.. — Вгляделся в лицо Андронова и забеспокоился. — Да ты на себя не похож! Никак вторые сутки на заводе! Ни в чем меры не знаешь!

— Отдохнул я после ночной в закутке, выспался на ватниках, сколько мог… Лариса сказала вам, что деревяшку нашла?

— Какую деревяшку? — встрепенулся Ковров.

— Какую-то деревяшку в реле. Сейчас мне сказала. «Не виноват, говорит, Ковров. Схема наполовину сработала из-за той деревяшки»…

— Не видел я ее сегодня…

— Вот сказала, что клинышек какой-то сидел в реле…

Андронов сделал два шага и опустился в кресло напротив Коврова.