После обеда Сушко принес в зал стулья, расставил вдоль стен. Через некоторое время в комнату стали заходить командиры. Полным составом пришли члены следственной комиссии — Лившиц, Самсонов, Панов, Андрианов, Зейфен, сели рядком, косясь на иконы с зажженной лампадкой. К пяти часам собрались все, расселись, закурили, лампадка поплыла в волнах сизого дыма. Гай с Воробьевым сидели за столом посредине комнаты.
— Сегодня надо обсудить вот что, — Гай встал, одернул китель, оперся руками на стол, обвел взглядом сидящих вдоль стен командиров и членов следственной комиссии. — До сих пор мы воевали по-партизански. Каждый отряд действовал сам по себе, сам решал, кто им будет командовать, когда и как ему драться. Нередко получалось — кто в лес, кто по дрова. Отряды должны быть собраны в кулак, чтобы вместо плохо связанных друг с другом отрядов были четко организованные армейские части. Нужно, чтобы командиры частей назначались вышестоящим начальником и никто не имел права его смещать. И самое главное — сегодня договориться о безусловном выполнении всех приказов, без всяких обсуждений и митингов. Если мы не покончим сегодня с партизанщиной, то нам не избежать поражений от белых. Единственный выход — свести отряды в полки, разбиться на батальоны, роты, взводы. Кроме того, в полках должны быть созданы штабы. Сейчас у нас не хватает людей для штабов. Выйдем из окружения — попросим штабников у Первой армии. Полки, артиллерия и кавалерия составят сводный отряд, который в дальнейшем, по выходе из окружения и пополнении новыми частями, организуется в регулярную дивизию. Прошу высказываться по существу вопроса.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Гай подождал некоторое время, взглянул на Лившица. Тот решительно встал:
— Товарищ Гай говорит дело! Давно пора нам кончать с партизанщиной, от которой один вред и никакой пользы. По любому поводу у нас митингуют, как будто это не армия, а цыганский табор. У белых в армии больше порядка, хотя классово это разнородный материал. А мы, являясь пролетарской армией, не можем организоваться, чтобы стать грозной боевой силой. Митинг — это средство выражения классовых интересов, но не место для обсуждения боевых приказов. Это нужно помнить каждому бойцу, я не говорю уже о командирах. А у нас сами командиры созывают подчас митинг, чтобы обсудить приказ. С этой практикой надо решительно и безжалостно кончать! Все мы должны помнить призывы товарища Ленина к укреплению дисциплины и созданию крепкой революционной армии. Пролетарский боец должен проявлять полную сознательность в этом вопросе, не быть анархистом. Без этого нам не одолеть классового врага.
— Легко тут бросаются словами — «партизанщина», «анархия». И к каким порядкам нас зовут? — Прохоров пересунул по поясу на живот маузер, обеими руками оперся на него. — А зовут нас к тем порядкам, против которых мы революцию делали! Товарищ Гай скучает по царской армии, где он был офицером. Революция дала нам право сообща решать важные вопросы. А товарищ Гай с подпевалой Лившицем хотят похерить то, что мы завоевали в революции.
Сознательный пролетарках всегда выбирал себе достойных вожаков. Сам Гай был выбран командиром Самарской дружины эсеров, А теперь, когда он стал командиром Сенгилеевской группы отрядов, ему не по душе революционные порядки, ему подавай все то, что было в проклятой царской армии: слепое выполнение приказов, полки, батальоны, штабы, назначение командиров. Я уверен, что настоящие революционные командиры не пойдут на лишение права голоса. Товарищ Гай хочет, чтобы бойцы снова стали бессловесными солдатами, которыми можно помыкать как хочешь. Это у вас не выйдет!
— Правильно говоришь! — поддержал Прохорова Устинов. — В отрядах командиров должны выбирать, бойцы лучше знают, кто хороший командир, а кто плохой.
— Разговор не только про это идет, — встал из угла Андронов. — Выборность — это наше право. Но нужно организовывать полки, а потом дивизию, товарищ Гай правильно говорит. И еще одно — про выполнение приказов. Приказ нужно выполнять любой ценой, это первое требование для революционного бойца. Если этого не будем делать — это и есть партизанщина, Прохоров, против этого не пойдешь.
— Еще один подпевала вылез! — насмешливо сказал Прохоров. — Заведет Гай свои полки и дивизии — от революционных порядков рожки да ножки останутся, ты хоть это сообрази, — Прохоров повернулся к Андронову, постучал себя согнутыми пальцами по лбу.
— Я соображаю, что не Гаю, а тебе власти хочется, — жестко сказал Андронов. — Воюешь ты в основном с бабами да самогонщиками, вот тебе с этим расстаться не хочется. Тебя не только военная, любая дисциплина пугает. Как где петухи да куры кричат, точно знай — это отряд матросов в бой вступил.
В зале засмеялись, кто-то сказал: «Точно говорит, едри его в корень!»
— Когда надо, матросы себя покажут! — вскинулся Прохоров. — Если из ваших рук только кормиться, то давно бы с голоду околели.
— Ты эти самостоятельные заготовки брось, — сказал твердо Воробьев, — а то мы начнем к стенке ставить таких заготовителей.