Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора

Машина остановилась перед входом в терминал «Транс Уорд Эрлайнз». Кевин летел в Торонто рейсом, прибывавшим всего на пятнадцать минут позже рейса Нурича. В салоне канадского лайнера сидело несколько американских агентов. Еще несколько – вместе с коллегами из Королевской канадской конной полиции – ожидали оба самолета в Торонто.

Кевин оглянулся на Кэссила.

– По крайней мере, мы не потеряли его окончательно, так что ничего непоправимого не произошло. Спасибо за помощь. И Дядюшка Сэм будет весьма признателен, если все это останется между нами – и не отразится в отчетности. Никогда не знаешь, где может произойти утечка. А лично я буду признателен, если вы продолжите держать ухо востро. И ребят из Шестерки попросите о том же, ладно? Спасибо и до свидания.

Он захлопнул за собой дверь машины и зашагал ко входу в терминал. Кэссил продолжал смотреть на двери и после того, как американец скрылся из виду. Потом вздохнул, завел мотор и еще раз оглянулся на здание аэропорта.

– До свидания, старина, – пробормотал он. – До свидания.

Кевин засунул руки глубже в карманы пальто в тщетной попытке хоть немного согреться. Он ругал себя за то, что не захватил теплой куртки, он проклинал чертовы капризы здешней погоды, проклинал (правда, вполсилы и не совсем искренне) то, что заставило его выбрать такую профессию, но больше всего проклинал того, за кем гнался.

Тот, за кем он гнался, прилетел в Торонто в вечерние часы, переночевал в недорогих меблированных комнатах и сел на автобус, идущий в Нью-Йорк. Кевин и целая бригада агентов ЦРУ проводили его до границы. После того как русский агент пересек границу, слежка за ним формально перешла в ведение ФБР – таковы сложные и порой не совсем логичные взаимоотношения между службами, отвечающими за внешнюю и внутреннюю безопасность. Впрочем, как и было сказано, эта смена произошла чисто формально: агентов для слежки отбирал лично пожилой джентльмен, пробивший запрос через Комитет сорока, который, в свою очередь, спустил его лично директору ФБР.

Хотя директор как никто другой защищает интересы своего ведомства, он не оказал особого сопротивления, подчинившись Комитету и пожилому джентльмену, поскольку все дело выглядело в некотором роде оплеухой разведке Военно-воздушных сил. Некоторое время он повозмущался для протокола, после чего пообещал пожилому джентльмену полное сотрудничество, предоставив в его распоряжение всех запрошенных агентов. Официально агенты работали на Бюро, что снимало неприятные вопросы, неизбежно возникающие при работе ЦРУ на территории Штатов. Впрочем, имелось распоряжение об откомандировании их в распоряжение отдела «С», в соответствии с которым подчинялись они агенту ЦРУ Кевину Пауэллу и лично пожилому джентльмену. Директор ФБР оказался даже так любезен, что позволил Кевину назначить некоторое количество оперативников из ЦРУ, АНБ и разведки ВВС для работы с Малькольмом под прикрытием его ведомства – как гласило распоряжение, «для работы в особых условиях».

Всю бумажную волокиту взял на себя Карл.

В Нью-Йорке русский агент поселился в номере в «Билтморе», зарегистрировавшись там под своим канадским именем – Рене Эриксон. В качестве домашнего адреса он назвал меблированные комнаты в Торонто. Этот же адрес значился в его паспорте. Канадские полицейские выяснили, что Эриксон снял комнату в этом доме три месяца назад, а квартплату все время регулярно перечислял через один из банков в Торонто. Эриксон подписался на несколько журналов, открыл банковский счет (хотя банковский клерк, как ни старался, не мог вспомнить внешность клиента) и сделал в городе несколько покупок. Похоже, КГБ не жалел ни времени, ни средств на случай, если их агенту вдруг что-то срочно понадобится. А Нурич и «Гамаюн» явно относились к таким случаям.

Первый день в Нью-Йорке Эриксон провел так, как и полагалось представителю канадского среднего класса, впервые попавшему в Большое яблоко. Команда Кевина опекала его довольно плотно, но осторожно, используя шестерых пеших агентов и три машины, но постоянно меняя их, чтобы подопечный ничего не заподозрил. Несмотря на неожиданно прохладный по весенним меркам день, Эриксон провел довольно много времени на улице, в основном в кварталах, примыкающих к Таймс-сквер и Мэдисон-сквер-гарден. От здания ООН он держался подальше. Зато то и дело глазел на витрины (довольно неплохой способ наблюдать за тем, что делается за спиной), заходил в магазины, приценивался к товарам, консультировался с продавцами, но ничего не купил. Всех, с кем он говорил, фотографировали, а дополнительные бригады агентов мгновенно выявляли всю их подноготную.