Шесть дней любви

Занавески не шевелились, я лежал среди духоты и, чтобы отвлечься, думал об Элеонор. Она ведь хорошенькая, даром что тощая. А может, и не хорошенькая, все дело в ее ауре. Казалось, коснешься — и током шарахнет, хотя не факт, что убьет. Поцелуй Элеонор на вкус как леденец «Викс», эвкалиптовый. Она язык мне в ухо засунула.

Еще Элеонор немного сумасшедшая, но для меня это только плюс. Нормальная девчонка мигом бы поняла, а если бы не поняла, то быстро сориентировалась, что общаться со мной вредно, коли рассчитываешь на популярность в нашей школе. Я сразу ее об этом предупредил, а она лишь глаза вытаращила.

— Как начнется учеба, в школе тебе со мной лучше не общаться, — сказал я. — Не то мажоры в лузеры запишут.

— Зачем мне дружить с мажорами? — удивилась Элеонор.

Я снова представил, что мы целуемся, но теперь не стоя, а лежа. Элеонор перебирала мне волосы. Она как бездомная кошка, тощая, пугливая, дикая. Может сбежать, может цапнуть.

Представил, как Элеонор снимает футболку. Лифчика у нее нет, потому что он не нужен. Грудь не совсем плоская, как я думал, а чуть округлая, а маленькие розовые соски выпирают, словно кнопочки.

«Поцелуй их», — предлагает Элеонор.

Наверное, тем же самым в соседней комнате занимались мама с Фрэнком, но я о них думать не хотел и переключился на фантазии об Элеонор.

«Куда мне тебя поцеловать?» — спрашивает она.

Еще одно утро с ароматом кофе. Под кустами в глубине заднего двора Фрэнк нашел чернику, которую использовал для блинчиков.

— Жаль, кленового сиропа нет, — посетовал он. — Бабушка с дедушкой набирали кленовый сок и каждый март уваривали в сироповарне. Часть сиропа уходила на крем для плюшек и булочек.

— В Канаде я буду работать не покладая рук, — пообещал Фрэнк. — Хочу, чтобы у вас было все. Светлая кухня. Веранда. Спальня с видом на бескрайние поля. К следующему лету разобью сад. С тобой, дружище, мы вплотную займемся бейсболом. К весне ты и пулю перчаткой без труда поймаешь.

Во многих фильмах есть сцены, показывающие, как люди влюбляются. «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» — лишь один из хороших примеров. Там не тянут резину, а включают романтическую песню, под которую он и она развлекаются — едут на велосипедах, бегут по полю, держась за руки, едят мороженое или катаются на карусели. Или в ресторане, и он кормит ее спагетти. Или они на лодке, лодка переворачивается, но никто не тонет. Они выныривают на поверхность и смеются. Все прекрасно, даже неприятности вроде перевернувшейся лодки.

В тот день такой фильм могли бы снять про нас, но не о влюбленности, а о том, как три человека становятся семьей. Банально, зато чистая правда, и началось все с черничных блинчиков.

Мы с Фрэнком убрали со стола, потом немного поиграли в мяч. Фрэнк похвалил меня, да я и сам чувствовал, что играю лучше. Потом к нам вышла мама, и мы втроем вымыли машину. Взяв шланг, мама окатила нас. Мы промокли до нитки, но из-за жары получилось очень приятно. Потом за дело взялся Фрэнк и окатил маму. Она пошла переодеваться, а нам велела ждать в гостиной, пообещав устроить показ мод. Строго говоря, показ устраивался ради Фрэнка, но мне тоже понравилось, как мама дефилировала по комнате то в одном наряде, то в другом. Точь-в-точь модель на подиуме или участница конкурса «Мисс Америка».

Многие наряды я видел впервые; наверное, у мамы не было повода их надевать. Фрэнк явно получал удовольствие, да и я тоже, но в другом плане и не только потому, что видел маму счастливой. Я украдкой вздохнул с облегчением: не нужно больше гадать, как и чем ее подбодрить.

На ланч Фрэнк снова сварил классный суп, на сей раз картофельно-луковый. Подан он был в холодном виде, что оказалось идеально для такой жары.

После мама решила Фрэнка постричь, а затем он вызвался постричь меня. Получилось здорово. Выяснилось, что в тюрьме он был подпольным парикмахером. Заключенным, вообще-то, ножницы не полагаются, но один парень припрятал свои во дворе, под отколовшимся куском бетона. Фрэнк почти не говорил о том, как ему жилось последние восемнадцать лет, но про ножницы рассказал до конца. Охранники их таки нашли, заключенных снова обкорнали под ежик, но все еще долго с тоской вспоминали времена, когда парикмахером был Фрэнк.

Мама учила Фрэнка техасскому тустепу, но из-за раны на ноге получалось у него не очень.

— Адель, как только приду в норму, мы с тобой поедем развлекаться, — пообещал он.

— Это будет уже в Канаде.

Из-за жары есть никому не хотелось, и мы поужинали попкорном, который сделала мама, приправив его топленым маслом. Потом уложили подушки перед телевизором и посмотрели «Тутси».

— Отличная мысль, — сказала мама Фрэнку. — Переоденься женщиной, ну, перед канадской границей. Возьми любой из моих костюмов.

Ее слова спустили нас с небес на землю. На день мы превратились в беспечную троицу, которую беспокоит лишь то, как бы бытовой мусороизмельчитель не забивался. Тут мы словно очнулись, вспомнили, что предстоит бежать в чужую страну, от старой жизни лишь вещи в багажнике, куда именно ехать, неясно, только бы не обратно, — и мигом притихли.