Шесть дней Всемирного потопа, или Дневник мотоциклистки

Потом я себе купила китайский гермошлем. О, это была настоящая мечта! Красный, блестящий, с замечательным синтетическим «фартучком», защищающим шею от дождя и ветра. Ну, конечно же, он был мне велик, и мне пришлось подклеивать вставки из мягкой резины, чтобы он хоть как—то держался на голове! Ну, конечно же, он весил чуть ли не два с половиной килограмма, и однажды, когда где—то в Иркутске на объездной я попала в яму, и мотоцикл тряхнуло, я отчетливо услышала, как хрустнули шейные позвонки. Защищал ли он голову? О, да! А еще при падении он перевешивал все тело, и я падала, тормозя об асфальт именно шлемом! Я помню, когда на нем появились первые царапины! Это была трагедия! Эти страдания никогда не сравнятся с жалкими страданиями владельцев поцарапанных «Лэнд Крузеров» и «Порше», ведь купить такой второй шлем было невозможно! Что я в нем видела? Да, пожалуй, ничего. Мне очень повезло, что я осталась живой в тот сезон — просто шесть лет назад на дорогах еще не было столько машин, и водители как—то более менее уважительно относились к сумасшедшему мотоциклисту, который перестраивался на дороге, как ему вздумается. А как ему надо было перестраиваться, если в китайском шлеме я, словно зашоренная лошадь, видела только то, что было впереди, а зеркалА на моем мотоцикле все время на ходу отворачивались? Я испытала огромное облегчение, когда Андрей подарил этот шлем кому—то из знакомых мотоциклистов — шея у того была покрепче моей.

А я с облегчением купила себе аккуратный черный открытый шлем какого—то совместного предприятия и благополучно отъездила в нем почти пять лет. Шлем мне попался с характером: ну, во—первых, под него надо было надевать шапочку, иначе можно было обморозить уши! Во—вторых, он пел. Я не шучу.

— Уи—уи—уи—ую! — тоненько начинал выводить он, стоило только приподнять стекло. — Уи—уи—уи—ой!

Сколько раз мне становилось не по себе от этого тоненького подвывания, не перечесть. Едешь вот так вот, в ночи, едешь неизвестно где, неизвестно, что тебя ждет за новым поворотом, и вдруг слышишь бормотание:

— Уй — ё—ё — уй — ё—ё… Уй—бур—бур—бурлым—ё–ё…

И начинаешь прислушиваться, присматриваться — может, на обочине кто—то стоит? Может, слышишь обрывки чих—то разговоров? Думаешь—думаешь, а потом ветер как—то по особенному сыграет пластиковым стеклом, и бормотание прекращается. «Тьфу ты, нечисть! — плюнешь в сердцах, — Что б тебя!» Тут главное не плевать на самом деле. В шлеме с закрытым стеклом это, знаете ли, чревато.

Это стекло на чудо—шлеме было утроено хитро: оно тщательно собирало весь поток холодного воздуха и направляло его точно в нос. Не выше и не ниже.

— Как ты в нем ездишь? — спросил меня Андрей как—то после того, как позаимствовал шлем для поездки поздней осенью, — в нем холоднее, чем в моем открытом!

Сам он все время ездил в одном и том же открытом белом шлеме с красными и синими наклейками. Без наклеек шлем был бы совершеннейшим яйцом! Да он и так был похож на яйцо.

Зато мой шлем тщательно оберегал голову при падении. А уж нападалась я в нем всласть! И на асфальте, и на песке, и на гравийке. Тормозила по—прежнему головой, и шлем вскоре приобрел боевой «раскрас» — шрамы украшали его вдоль и поперек. Даже тонированное стекло было шрамировано. В тот раз я упала на асфальте, на серпантине. Я помню, как отчетливо видела приближающийся к моему лицу асфальт и даже где—то успела понять, что при такой встрече с дорогой от моего лица ничего не останется. Но ничего я не могла в тот момент поделать — земное притяжение было сильнее. И тут произошло необъяснимое — несмотря на то, что падала я, как мне казалось, точно лицом вниз, первым в асфальт почему—то ударилось правое плечо. От удара стекло шлема захлопнулось, и в следующее мгновение приняло на себя удар об асфальт. Так мое лицо осталось целым, а на стекле появились глубокие борозды. Впрочем, это не мешало мне видеть — ведь уже в первый сезон стекло было исцарапано так, что ни один иностранец, наверное, не стал бы в нем ездить. Но русский человек может приспособиться ко всему, ну, я и приспособилась, так что царапины мне почти не мешали. Насколько мутным было стекло, я поняла лишь тогда, когда купила вот этот финский шлем. В первую же поездку я через стекло несколько раз пыталась почесать нос — забывала, что стекло опущено. Вот это да! А ведь шлем—то был не из самых дорогих!