Шесть историй о любви

Кстати, вы знаете, Оленька, легче всего знакомиться и соблазнять тех девушек и женщин, к которым не испытываешь ровно никаких чувств. Голова ясная, цель поставлена, средства известны и вперед. А если видишь перед собой девушку, к которой не равнодушен, то смелость куда-то исчезает, мысли путаются и страх. Страх оказаться смешным в ее глазах. Страх, что она посчитает тебя чересчур назойливым или невоспитанным. Ты хочешь обратить ее внимание на себя и не знаешь, как это делать. Впрочем, это- комплекс людей более-менее умных и образованных. Иные молодые люди бывают устроены в душевном плане гораздо проще и поэтому вполне коммуникабельны в любой обстановке. Вот они, обычно, не страдают от подобных сомнений. Правда, и чувства у этих людей не бывают глубже чая в вашем блюдечке.

А еще, в таких вот странных, платонических, романах есть одно положительное свойство. Ты можешь любить безнаказанно, и для тебя в партнере есть только положительные качества. Ты можешь считать ее красивой, умной, талантливой, нежной, ласковой, заботливой, еще бог знает какой.

Однако, я отвлекся от сюжета на философию. Так вот и мой Костя не знал, как можно познакомиться с понравившейся ему девушкой в переполненном трамвае, где тебе дышат в затылок вчерашним перегаром и бьют по коленке дипломатом. Где любая фраза, кроме "передайте на билетик", обращала на себя внимание не менее десяти человек, стоявших вокруг.

Почему билетик? Ну просто в те давние времена в трамваях стояли кассы, в которую надо было опустить три копейки, а потом оторвать себе от рулона билет.

Нет, компостеры ввели позднее. Видите, какие древности я еще помню. Так я позволю себе продолжить нашу историю.

Руки у девушки были чистыми. Я имею в виду не грязь под ногтями. Это значит, что на ее пальчиках не было обручального кольца. Но то, что у нее никого не было, никто гарантировать не мог. Слишком она была для этого красивой. И Зайчиков мучился от этой неразделенной любви и мучил меня рассказами о своей прекрасной незнакомке.

Ездили они с ней вот так несколько месяцев. Костя заходил в трамвай на своей остановке во вторую дверь и, протолкнувшись через пассажиров ко второму сиденью слева, оказывался рядом с Ней.

Она явно его заметила, ну если не с первого раза, то чуть позже.

И если девушка не попыталась уклониться от этих встреч, хотя бы сменив вагон или место в вагоне, можно сделать вывод: Костя не был ей противен. Они не раз вместе держались за поручень этого сиденья. Бывало при этом, что их пальцы чуть-чуть соприкасались, и душа моего друга наполнялась радостью от того, что она не пыталась свою прелестную ручку убрать. Он ни разу не слышал Ее голоса. Они знали, что выходят на одной остановке и никто из них не задал другому сакраментального вопроса: "Вы, будете сейчас выходить?" Но пару раз на выходе из трамвая, она оказывалась у него за спиной и, притиснутая толпой, прижималась к нему. Причем, не выставляла перед собой руки или сумку и Костя спиной мог ощутить ее прелестную грудь… Он долго был после этого под впечатлением.

Что еще бывает очаровательного в таких романах, что он ее никогда не видел злой и лгущей. Такой роман ни к чему не обязывал. Они расходились в разные стороны и все в их жизни становилось на свои места. Они каждый занимались своими мечтами и делами и забывали друг о друге до следующей встречи. Я, наверное, повторился?

Но потом, на сколько я помню, кто-то из них сменил место работы, и романтические их встречи прекратились. Остались только воспоминания.

Бывали ли такие же истории у меня? Ну, точь в точь? Нет! Похожая, была. Только я в отличие от нерешительного моего друга имел возможность разговаривать со своей пассией.

В отличие от нынешней молодежи, мы были комсомольцами. Вы, наверное, слышали про такую организацию?

И я вам авторитетно заявляю, что уж не все там было так плохо, как сейчас говорят. Например, те же ежемесячные собрания. На этих собраниях я познакомился с чудной девушкой. Звали ее Людмилой. Она работала телеграфисткой, кем же еще можно работать на Центральном телеграфе. Ходила в смену и по службе я с ней встретиться не мог. И поэтому только на этих пресловутых комсомольских собраниях я и мог увидеться с ней. Естественно, на собрании я всегда стремился сесть неподалеку от нее, что представляло из себя определенную трудность. Людмила всегда была окружена подругами. Она была очень компанейской девушкой. В отличие от Кости, в своем случае, я, как уже говорил, имел возможность и счастье разговаривать с ней и, естественно, проявлял при этом всю бездну моего остроумия. Она охотно поддерживала беседы со мной и мы в конце концов стали дружны. Но пойти дальше дружбы я так и не смог. Мне казалось, что если я проявлю к ней все мои чувства, это станет концом наших отношений. Не испытывая подобных нежных чувств ко мне, Людмила, наверняка, начнет меня сторониться. Между нами возникнет стена, и я потеряю девушку навсегда.