Шесть камешков на счастье

– Нравится мне это или нет, я дал Гранту слово. Он выполнил свою часть обещания, а я намерен выполнить свою. Мэдди, я не хочу, чтобы мои родители узнали. Или кто-то еще.

Было невыносимо видеть Нэйтана в таком состоянии. И я ненавидела Гранта за то, что из-за его «аварии» на плечах моего друга оказалось бремя еще одной страшной тайны. Это было несправедливо. Чтобы облегчить ношу Нэйтана, я залезла в левый карман его брюк.

– Что ты делаешь? – спросил он.

А я медленно вытащила один из маленьких красных камешков и сказала:

– Забираю его. Навсегда.

И прежде чем он успел возразить, сунула камень в карман своего комбинезона для беременных.

– Зачем? – не понял Нэйтан.

– Это мое обещание. Если ты просишь, я никогда никому не скажу. Мне по-прежнему очень неудобно перед твоими родителями, но если ты так хочешь, пусть это будет мое доброе дело для тебя. Никто никогда не узнает, Нэйтан. Договорились?

Он кивнул. Больше мы об этом никогда не говорили, потому что сказать было нечего. Я дала обещание. И собиралась его сдержать.

Ребенок родился спустя пять дней после этого разговора, в день похорон Гранта. Я была рада, что так получилось, потому что, как бы я ни грустила о нем, не думаю, что смогла бы выслушивать все эти грандиозные истории о его порядочности и благородстве. С Элизой на похороны пошел учитель, много лет друживший с Грантом, а мы с Нэйтаном поехали в больницу.

Перед отъездом я позвонила в агентство по усыновлению и сообщила, что ребенок вот-вот родится. Из агентства позвонили мистеру и миссис Шредер, семье из Калифорнии, которую я выбрала, и те сразу же рванули в аэропорт. Самолет приземлился семь часов спустя, за целых четыре часа до родов.

Миссис Стин оказалась права – у меня родилась девочка. Я успела понянчить ее целый час, а потом Нэйтан пригласил Шредеров в палату.

Хотя моя дочь была зачата при совершенно жутких обстоятельствах, я любила этого ребенка. Передать ее на руки другой женщине было самым трудным шагом в моей жизни. Мы обе плакали – и я, и миссис Шредер.

– Вы подобрали ей имя? – спросила я, слушая непонятные звуки, которые издавала моя маленькая девочка.

Мистер и миссис Шредер улыбнулись друг другу, потом оба посмотрели на меня.

– Мы не собираемся терять связь и будем рассказывать, как растет ваша девочка… Мы решили, что имя вы должны выбрать сами. Ведь вы сделали все, чтобы она смогла появиться на свет, поэтому мы бы хотели, чтобы вы ее и назвали.

Мы с Нэйтаном обменялись улыбками. Мы уже много раз обсуждали имена, но даже и не надеялись, что нам разрешат назвать ребенка.

– Зоуи, – ответила я не задумываясь. – Это значит «жизнь». Ее появление на свет для меня настоящее чудо. И хотя растить ее будете вы и вас она будет называть своими родителями, я навсегда хотела бы остаться частью ее жизни. Зоуи. Так бы я ее назвала.

Миссис Шредер повернулась к мужу, сияя.

– Дорогой, что скажешь? Малышка Зоуи?

– Имя подходит… – улыбнулся он.

Миссис Шредер опустила голову и с нежностью посмотрела на маленькое личико с закрытыми глазками, прошептав:

– Привет, Зоуи. Очень приятно наконец с тобой познакомиться.

Спустя два месяца, в середине марта, по дороге из школы Элиза вытащила из почтового ящика толстый конверт. Судя по штампу, прислали письмо из Калифорнии. Нэйтан был еще на работе, но дождаться его я просто не смогла и тут же открыла конверт. И чуть не заорала от счастья.

– Что пишут? – спросила Элиза, почувствовав мое волнение.

– Пишут, моя дорогая, что мы переезжаем в Калифорнию! – радостно сообщила я.

Когда Нэйтан вернулся домой, у меня голова шла кругом, я прыгнула в его объятия и протянула ему письмо.

– Пришло наконец, – я задыхалась от радости. – Полная стипендия, представь себе, Нэйтан! Я поступила в Стэнфорд!

– Я так за тебя рад, – ответил он со значительно меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывала.

– В самом деле?

– Конечно. Ты ведь мечтала об этом. К тому же теперь ты сможешь навещать Зоуи, – попытался он улыбнуться.

– Угу, а почему у тебя такое лицо?

Он пожал плечами:

– Теперь все будет иначе. Весь прошедший год мы провели вместе, а теперь наши пути разойдутся.

Нэйтану пришла пара писем из разных университетов, но в Стэнфорд он документы не подавал.

– Но мы же будем общаться…

Хмыкнув, он легонько ткнул меня в бок:

– Разве ты не в курсе, как это бывает? После развода никто не общается.

– Ладно, – тоже хмыкнула я, возвращая шутку и в свою очередь ткнув в бок Нэйтана, – тогда не будем разводиться.

Он закатил глаза:

– Я до сих пор не сказал родителям, ты ведь знаешь.

– С нетерпением жду этого разговора. «Эй, пап, помнишь, как ты просил, чтобы я заботился о своей невесте? Так вот, представь себе, ее отбил какой-то Стэн. Стэн Форд», – расхохоталась я.

– Прекрати. Подумаешь, большое дело – развестись, – отмахнулся Нэйтан.

Оказалось, большое.