Шесть масок Владимира Путина

В ГДР Путин получил возможность увидеть классическое напряжение, возникающее при попытке реформировать сложную систему без потери контроля над ней. Дома ситуация складывалась схожим образом. Однако в Германии он оказался гораздо ближе к разворачивающимся событиям, чем мог в СССР того времени. В разговоре с авторами «От первого лица» он соглашается, что Дрезден, как и Ленинград, был «провинцией», но также хвастается: «…в этих провинциях у меня всегда все было успешно»[282].

В Дрездене Путин в некотором роде был большой (или большей) рыбой в маленьком пруду – во всяком случае, более крупной, чем был бы в Берлине или дома, в штаб-квартире КГБ. Возможно, размышляя о происходящем вокруг него и разговаривая с другими, более опытными наблюдателями, Владимир Путин получил гораздо больше информации о падении тоталитарной системы, чем многие в Москве. Причем сведения он получал самые разные. В книге «От первого лица» господин Путин признал: «ГДР стала для меня в некотором смысле открытием. Мне-то казалось, что я еду в восточноевропейскую страну, в центр Европы. На дворе был уже конец 80-х годов. И вдруг, общаясь с сотрудниками МГБ, я понял, что и они сами, и ГДР находились в состоянии, которое пережил уже много лет назад Советский Союз. Это была жестко тоталитарная страна по нашему образу и подобию, но 30-летней давности. Причем трагедия в том, что многие люди искренне верили во все эти коммунистические идеалы. Я думал тогда: если у нас начнутся какие-то перемены, как они отразятся на судьбах этих людей?»[283]

В то же время с расстояния Путин понял, что проводимые Михаилом Горбачевым в СССР перемены также не сработали. В принципе, Путин был за перестройку. Андропов, перед тем как стать главой Советского государства, помог продвижению Горбачева в Политбюро. Сама перестройка должна была стать продолжением идей Андропова о реформировании общества. Но дела пошли не так, как планировали и хотели Андропов и его последователи. Горбачев не смог контролировать выпущенные им на свободу силы, как в своей стране, так и в странах советского блока, таких как ГДР. Если снять идеологические шоры, то все становится предельно ясно. Советская система не работает. Как печально заметил Путин после нападения толпы на здание, где находилось его рабочее место в Дрездене, и молчания Москвы, с которой он пытался тогда связаться: «Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич. Паралич власти»[284].

Вероятно, никакой другой личный опыт, кроме приобретенного в Дрездене, не мог сделать большего для осознания Путиным того факта, что в дальнейшей своей жизни, не важно, будет ли она связана с КГБ или нет, нельзя полагаться на слепую верность какой-либо идеологии или политическому лидеру. Отныне его верность относилась только к самой стране, а не к какой-то системе государственного управления. Неустойчивая ситуация в ГДР второй половины 80-х оказалась хорошей площадкой для подготовки Путина к переезду в Москву десятилетие спустя, в 1996 году.

Опыт ГДР поставил перед ним важные вопросы. На чьей стороне он на самом деле? Что это за стороны? Чьим интересам он служит? Может ли быть уверен, что его усилия потрачены не зря, или не сделаны ли они в интересах тех людей, чьи убеждения он не разделяет или которых даже считает врагами? Как можно быть уверенным, что тебя просто не используют как инструмент? Для Путина ответом на все эти вопросы явилось решение, что именно считать «правдой», и определение высших ценностей, которым следует служить в первую очередь.

Никогда не доверяй отдельным организациям или какой-то конкретной идее и, конечно, никогда не доверяй полностью человеку или узкому кругу лиц, даже если ты тесно с ними связан. Наблюдай и жди, как обернется дело. Старайся не отменять будущих решений ради сиюминутной необходимости, но при этом старайся оставаться отстраненным так долго, как это возможно. Путин видел, что коллапс ГДР «неизбежен». О чем он «действительно сожалел», когда Берлинская стена и вся прочее рухнуло, так это об «утраченных позициях Советского Союза в Европе, хотя умом я понимал, что позиция, которая основана на стенах и водоразделах, не может существовать вечно. Но хотелось бы, чтобы на смену пришло нечто иное. А ничего другого не было предложено. И вот это обидно». Путина шокировало то, как социалистический блок рассыпался в Восточной Европе, «они [группа вокруг Горбачева в Москве] просто бросили всё и ушли»[285]. Десятилетие спустя Путин попробует создать в Москве что-то другое, более устойчивое, что-то, что поможет восстановить России утраченные позиции.

Путин и «Долина невежественных»