Шесть ночей. Он и она (СИ)

– Я всегда говорила, он хороший парень, и так о тебе заботится!

– Да, он такой… – тихо отвечает Китнисс.

Она неловко отводит взгляд и пытается сменить тему.

– Ты занялась выпечкой?

Хозяйка качает головой.

– Куда уж мне? Тут недалеко открылась пекарня, вот и прикупила немного: пару караваев да булочек в придачу. Пальчики оближешь!

Дыхание Китнисс на секунду сбивается.

– Пекарня? – в серых глазах вспыхивает интерес.

– На соседней улице, – как ни в чем не бывало отвечает Сей. – Если посетителям понравится, буду покупать больше…

Старуха говорит еще, но Китнисс уже не слушает. Внутри нее поднимается волнение. И страх. Пекарня. Она не осмеливается произнести свои чаянья вслух, но сердце начинает биться чаще.

Вдруг?..

Торопливо простившись и пообещав зайти на следующий день, Китнисс выходит на улицу. Подступающая прохлада нисколько не охлаждает ее пыла: озираясь, словно воровка, она проскальзывает между домами, лавирует в толпе прохожих и останавливается только перед нарядным домом с новой вывеской «Пекарня».

Дверной колокольчик заливается песней, когда Китнисс отваживается войти, но внутри никого нет. Прилавок ломится от нескольких корзин с разными булочками, позади, на полках, лежат плетенки, рулеты и торты, запах – пленительно сладкий запах свежего хлеба – влечет и дурманит.

За приоткрытой дверью кладовой мелькает светловолосый парень. Он исчезает быстрее, чем Китнисс удается его разглядеть, но и этого хватает, чтобы она почувствовала слабость. Ноги подкашиваются, и Китнисс хватается за прилавок, лишь бы не упасть.

– Одну минуту, – кричит пекарь, – я сейчас выйду!

Ей смутно кажется, что она не знает этого голоса, но ведь прошло три года – просто забыла…

– Добрый день! – отряхивая руки, парень выходит к ней. – Чего желаете?

Китнисс слышит, как хлопают ее ресницы. Она молчит и смотрит не на Пита.

Секунды утекают, но она молчит; просто пялится и не двигается.

– Мисс? – пекарь волнуется, его светлые брови сходятся на переносице. – Вам плохо?

Китнисс чувствует, как кровь застыла в венах, скорее всего она побледнела, иначе не стал бы парень переживать, и все же…

– Я искала хозяина пекарни… – выдавливает она.

Блондин чуть смущенно улыбается.

– Это я, мы знакомы?

И она срывается: дверь хлопает, недовольно ударившись об косяк, колокольчик надрывается где-то уже вдали, а Китнисс все бежит. Слезы текут, не спрашивая ее разрешения, приближающиеся сумерки раскрашивают небо разводами алого и золотого, а она не может остановиться. Снова падает, но не поднимается. Ревет, закрыв лицо руками. Плотину ее боли прорвало, так внезапно и некстати. Рыдания душат, и Китнисс позволяет себе эту истерику, она давно так не плакала. С тех самых пор, когда умерла Прим…

Наконец, Китнисс приходит в себя, и только сейчас замечает, что над ее головой раскинулись звезды. Она переворачивается на спину и разглядывает долго их. Медведица, ковш… В ночь перед Бойней они с Питом в точно таком же небе выискивали созвездие надежды. Не нашли.

Она резко встает, вытаскивает соломинки, застрявшие в волосах, и, не оборачиваясь, идет к дому. У нее теперь другая жизнь: без Прим, без Пита.

Гейл. Друг, напарник. Любимый.

От ее дома веет теплом: новенькое крыльцо, еще блестящая черепица на крыше и свет в окнах первого этажа. Китнисс старается не смотреть налево, туда, где затянутые травой, покоятся развалины его дома: когда бомбы Сноу сыпались на Двенадцатый, Деревня победителей тоже попала под обстрел. Первое время после возвращения, она не видела ничего вокруг себя, просто тонула в собственном горе, а потом – когда жизнь, мало по малу, снова пустила в ней корни – Китнисс поняла главное: Пит не вернется. Ему некуда возвращаться.

Гейл дремлет на диване в гостиной. Китнисс бесшумно снимает куртку и сапоги, еще раз пробегается пальцами по волосам – одна травинка осталась.

Она присаживается возле Гейла прямо на ковер. И смотрит. Во сне черты его лица разглаживаются, и Китнисс думает о том, что он красивый.

«И любимый», – снова повторяет сама себе.

Ее пальцы касаются черной прядки возле его уха, поправляют ее, и Китнисс тепло улыбается, стоит Гейлу приоткрыть глаза.

– Тебя долго не было, – сонно произносит он.

– Заболталась с Сей, – врет Китнисс.

Парень хмурится, словно сомневается, но все же кивает.

– Пойдем есть, наверное, все уже остыло.

За ужином Китнисс неразговорчива: она и в лучшие дни не щебетала, как пташка, а сегодня ей особенно тоскливо и хочется поскорее скрыться в своей комнате – только друга не хочется обижать. Гейл рассказывает о последних новостях на службе – после революции его назначили главой местной охраны: правительство набирает добровольцев для работ на полях в Девятый, арестовали двух мошенников, обвиненных в спекуляции алкоголем, завтра придет поезд с очередной почтой из Капитолия и дистриктов – такой теперь ходит два раза в неделю.

– Расскажешь?

Китнисс не сразу понимает, что он обращается к ней.

– Что?

Гейл вздыхает, откладывает вилку.

– Расскажешь, что тебя беспокоит?

Она прячет глаза. Китнисс и мысли не допускает о том, чтобы признаться про поход в пекарню.