Шесть принцев для мисс Недотроги

Некоторое время мы помолчали, испуганно друг на друга поглядывая. 

- Спасибо Холму и Диего, - медленно продолжила я, - встряхнули меня недавно, иначе я сейчас снова бы от твоих слов отмахнулась. Тебя-то Владимир никогда серьезно не воспринимал, только память почистил, а во мне явно какие-то закладки оставил и прочел все, что я знаю. Послал меня вперед, дал время разузнать обстановку и, когда появился сам, просто считал всю нужную информацию. Кому теперь верить? Чтобы я теперь хоть слову... Вот сволочь! Помет ему в сумку.

- Лучше нассать... - мечтательно пробормотал усатый, заглатывая два куска сыра сразу. - И вот что, Евка. Мне верь, мы ж вдвоем обманутые, прямо близнецы с тобой, родня и жертвы как есть.

Я повернула голову. Села, упираясь босыми пятками в невысокий придиванный столик с расставленными тарелочками. И ткнула пальцем в пушистого прощелыгу:

- Ты! Близнец! Не хотела я давить, но хватит уже жалости. Ты же вспомнил все, я по морде твоей обманно-белой вижу. Рассказывай, что с тобой произошло в прошлом или забудь о моем доверии! Я его только что до дна исчерпала.

- Эм, - сказал кот. - А ведь и правда... прямо прояснение в башке!

Но ничего путного, пятна какие-то. Тут помню, тут - не помню. А молчал, так, тьфу, потому как бессмыслицу вспомнил, чего тебя порожняком-то гонять?

Свои собственные эмоции менталист обычно с трудом может перенаправить. Они водой просачиваются сквозь пальцы, извиваются и ускользают мокрой тиной, не ухватиться. Это как хирургу оперировать самого себя, сплошные нервы и ошибки. Но сейчас ярость наполнила мое тело холодным, равнодушным валом. Я четко видела каждую крошечную вмятинку на маленьком столике, каждую щербинку на ранее идеально целых тарелках. Откуда-то издали пришла волна ободрения и прохладная белая магия мазнула невидимой ладонью по моим плечам. Диего...

Я легко, словно играючи, вытянула у себя хрупкую черную ленту душевной боли и кинула ее на белоснежную шкуру кота.

- Нервировать? Мне твой бывший хозяин залез в голову, когда я работала в полиции и в любой момент могла попасть под проверку. Никто бы не поверил выпускнице университета, что я понятия не имею, где мне мозг в ошметки резали. Просто утащили бы в подвалы на допросы красного уровня. И не говори, что ты не в курсе, потому что менталисты не могут пропустить сам факт вмешательства, мы легко найдем сколы в памяти. Все попытки нарезать реальность чувствуются как зазубрины, как невесть откуда взявшиеся рубцы на теле, - я медленно, ровно встала. - И есть только одно исключение, когда сбой воспринимается без подозрений. Резкая, отвлекающая боль. Та самая, когда мы закрываем глаза, вскрикиваем, теряем нить мысли. Зазор в сознании, пропасть, в которой может пропасть целый кусок событий или... разговора. Ты... именно ты меня кусал за ногу при первой нашей встрече! Нелогично и неожиданно. Просто взял и укусил, как дикое, неразумное животное, которым ты, конечно, не являешься. А несколько дней назад, когда сюда приходили Владимир и Баррага, ты чуть не разодрал мне когтями живот.

Обида от предательства в другое время могла бы выбить слезы из глаз. Но я знала кто такой Владимир и как он управляет всеми вокруг себя. Мы лишь инструменты в его игре. И я, и кот. Но хочу ли я оставаться таковой? 

Холм освободил мой разум. Очистил, вымыл до бела во время обретения Фаворрой своего проклятого локуса. Кусочки фактов теперь начали складываться в паззл, рванным бочком к бочку, являя настоящую картинку.

- Но ты не враг, я чувствую! Ты как и я, запутался, попал под колеса. Ты беспокоишься обо мне, пытаешься помочь, предлагаешь сбежать не просто так, да?

Договариваться можно по-разному. Я могу запугать Кусаку, как, скорее всего, поступал и Владимир или... пойти другой дорогой. Лента боли соскользнула, и я не стала ее удерживать или завязывать, закрепляя.

А протянула сострадание. Мягко опустилась на пол, облокотившись на соседний диванчик, на котором кот собрался в испуганный, нервный комок и поделилась... тянущим под лопаткой одиночеством, жалостью к себе и собрату по общей беде, желанием помочь и опасением навредить.

Эмоции лились чистым, искренним потоком. Нежность и сопереживание. Я... его понимала.

- Нет, - глухо сказал кот, - не все ты, Евка, понимаешь. Драпать надо, - мягким подрагивающим телом он прижался к моим волосам. По носу мазнул хвост. Дальше кот практически шептал. Делился. Говорил. И он действительно не все помнил, но даже те отрывки, что всплыли в его памяти - пугали.

Раньше он был подвальным гоблином. Из тех, кто выполняет черную работу, бегает на "принеси-подай" с рассвета до заката, никчемный и презираемый. В чистых покоях всем заправляют брауни, а гоблины - в конюшнях, сараях, в канализации. Их дальняя родня служит в охране, живет в Секторах. И только подвальные - требуха никому не нужная, трусливые по натуре, что с них взять.

Но однажды Кусаке повезло, его заметил сидхэ. Гоблин принес несколько котлов в небольшой домик на окраине Холма, и чем-то заинтересовал высшее существо, которое оказалось заказчиком.