Шесть шестых

Казалось, перекресток Арбата с Большим Афанасьевским переулком — вот он! Только руку протяни — и можешь даже его пощупать. Однако рука для этого должна быть оч-чень длинной!

Колапушин и Немигайло сидели на семнадцатом этаже дома на Новом Арбате, в офисе одной из многочисленных фирм, примостившихся в этом огромном здании. В открытое окно они прекрасно видели все, что происходит на этом перекрестке, с помощью огромных подзорных труб на штативах, выданных им в оперативно-техническом отделе.

Видеть-то они могли, но не слышать! Еще с раннего утра специалист из ОТО, установивший два направленных микрофона в окнах квартиры углового дома на Арбате, послушав через наушники, что происходит на перекрестке, только безнадежно махнул рукой. Слишком много посторонних шумов проникало в микрофоны даже утром, а позже народу на Арбате только прибавилось.

Оставалось надеяться на Роулза и его великолепную выдумку!

Действительно, такую операцию можно было провести только на Арбате. Ни на какой другой улице провернуть такое было бы нельзя! А вот на Арбате, с его художниками, сидящими за маленькими складными мольбертами и рисующими портрет любого желающего за скромное вознаграждение; с его уличными музыкантами, ларьками, где можно купить матрешек, бижутерию или любую воинскую форму, вплоть до погон маршала СССР; с его бродячими жонглерами и акробатами, толпами кришнаитов в оранжевых одеяниях, распевающих «Харе Кришна», гадалками, чудиком, изображающим Ленина и фотографирующимся за небольшую мзду с иностранцами…

Только в такой пестрой компании экзотический африканский танцор с длинными барабанами на узорчатых широких тесемках через плечо, босиком, в набедренной повязке и в роскошном головном уборе из страусиных перьев, с крупными желтыми, синими и красными орнаментами прямо на теле не вызывал ни малейшего удивления.

Чтобы добыть этот маскарадный костюм, вчера вечером потребовалось срочно включить все многочисленные и неожиданные связи генерала Шугаева в кинематографических и театральных кругах, зато результат оказался выше всяческих похвал! Кто бы мог заподозрить в этом чернокожем танцоре стажера-оперативника ГУВД Москвы, ухитрившегося примостить в одном из тамтамов не слишком маленькую видеокамеру!

Колапушин с колоссальным удовольствием наблюдал через мощную оптику за танцами Джонатана, его великолепной пластикой. Роулз назойливо приставал к прохожим, тряся половинкой высушенной тыквы, на донышке которой виднелись мелочь и несколько смятых десяток. Танцевать Джонатан умел — тыква пополнялась достаточно активно.

Так ли хорошо учили в школе ФБР, или Роулз сам был так умен — уже не имело значения. Не только Колапушин, но и остальные оперативники, включая Немигайло, очень его зауважали после того, как он на ломаном русском языке и с Васиной помощью изложил свой план.

Однако время приближалось к десяти! Пора было уже появиться Ребрикову. И он пришел как по расписанию — подошел со стороны Арбатской площади, одетый точно так, как и описал в телефонном разговоре. На глазах у него были большие темные очки — видно, после всех передач по телевизору ему слишком уж надоедали на улицах. Ребриков встал там, где и договорился с незнакомкой — посередине перекрестка, — и стоял, переминаясь с ноги на ногу и нервно озираясь. Немигайло опять оказался совершенно прав! К Ребрикову подошла именно девушка. К сожалению, они оба встали так, что ее лица не было видно. Оставалось надеяться на то, что Роулз сможет ее заснять. А надеяться на него было можно! Через мощную оптику Колапушин прекрасно видел, как Джонатан приблизился вплотную к этой паре и назойливо подпихнул чуть ли не под нос Ребрикову свою тыкву с мелочью. Ребриков недовольно отмахнулся, но Джонатан продолжал кружить вокруг них. Со стороны создавалось полное впечатление, что надоедливый чернокожий бродячий артист все-таки не оставил надежды разжиться парой десяток у Ребрикова.

Разговаривала эта пара очень недолго. Девушка что-то отдала Ребрикову — видимо, то письмо, о котором говорила по телефону, — и быстро ушла в сторону Арбатской площади. Ребриков пошел по Арбату в другую сторону — к Смоленской. Колапушин не видел, но знал, что за девушкой обязательно должен был последовать Вася, а за Ребриковым — Миша. Техник ОТО разобрал оптику и штативы, на которых она крепилась, и уложил в футляры. Больше делать здесь было совершенно нечего — пора было ехать к себе в Управление.

Глава 37

— С легким паром, балерун! — весело приветствовал вернувшегося из душа Джонатана Немигайло. — Что-то ты долго — мы уже и ждать тебя устали.

— Очень прочный краска, этот, блю… как это? — виновато попробовал объяснить Роулз.

— Синяя, — улыбнулся Колапушин. — Егор Фомич шутит, Джонатан. Могли бы и еще попариться.

— Болше не надо! Но этот, синяя, очень прочный!

— Не нашлось у гримеров синей краски, — объяснил Колапушин. — Видимо, не пользуются они ею. Намазали чем под руку попало. Вы же сами просили синюю.

— Я видел такой рисунок у дансерз из Джамайка, сэр. Надо рисовать правилно!