Шесть собак, которые меня воспитали

Мы никогда не задавались вопросом: «А понимает ли Бу, что от него требуется?» Ответ был очевиден. Но когда пес начал сопровождать свои прыжки через хула-хуп довольно громким рычанием, я спросила себя: «Специально ли он это делает?» И тут же решила, что нет.

Другой пример. Бу продолжал давать лапу, но теперь рычал, когда я пожимала ее, чтобы показать, как это ему неприятно. Он послушно подходил, когда я звала: «Бу, ко мне!», но все чаще при этом злился. В парке, когда я отпускала его с поводка, он недостаточно быстро возвращался на мой зов. Если, будучи щенком, он прибегал буквально через секунду, то теперь медлил минуту или две, а то и дольше. Я видела, что собака прекрасно меня слышит, он смотрел на меня, когда я снова звала его, но при этом продолжал обнюхивать траву под деревом. Бу, пожалуй, знал команду «Ко мне!» лучше любой другой собаки в парке, но в то время, как все другие собаки уже давно стояли возле своих хозяев, мой одаренный ротвейлер продолжал исследовать кусты, просто потому что не желал подчиняться. В нем бушевали силы, не позволявшие выполнить мои требования. То была его собственная воля, его стремление держать все под контролем и самому принимать решения; в данном случае он решил не подходить на зов. Такое поведение Бу чаще демонстрировал в парке. Но что могло помешать поступать подобным образом и в других ситуациях?

Как только Бу пересек черту, отделяющую щенка от взрослого кобеля, – научился поднимать ногу – его отношение к другим собакам коренным образом изменилось. Он уже не бежал, открыв пасть и виляя хвостом, к ним навстречу. Теперь ко всем собакам – и большим, и маленьким, и к сукам, и к кобелям – он подходил на прямых, напряженных ногах и вовсе не для того, чтобы, как раньше бывало, сказать: «Давай играть: сначала я тебя догоняю, а потом ты меня». Или: «Какая славная погодка! Давай-ка поваляемся и поборемся с тобой в траве». Теперь Бу желал лишь одного: во что бы то ни стало одержать верх над всеми, добиться полного и беспрекословного повиновения.

Ну какой собаке понравится, если кто-то открыто заявляет: «Я здесь главный». Никому это и не нравилось. Но по большей части, собаки тут же сдавались и демонстрировали готовность подчиниться: поджимали хвосты, горбились, опускали глаза и уши, а те, что были особенно напуганы, начинали тихо поскуливать.

Я уже не говорю о хозяевах этих собак. Никто из них не желал с пониманием и терпимостью относиться к огромному черному призраку, который терроризировал их питомцев. Они возмущались, опасаясь как за своих собак, так и за себя. Я прекрасно их понимала и сама была напугана тем, что мой «маленький мальчик Бу» вдруг превратился в какого-то хулигана, грозу собачьей площадки. Я проигнорировала «первый звонок», «прозвеневший» в стенах ветеринарной лечебницы, а теперь проблема разрослась до угрожающих размеров. Пришло время сделать то, чем следовало бы заняться гораздо раньше: восстановить контроль над своей собакой.

Я начала работать с Бу. В парке он гулял только на поводке. Мне не хотелось подвергать опасности других собак, пока я не возьму его в руки, а уж если быть точной – пока он сам себя не обуздает. Ведя Бу на поводке, я пыталась потушить его агрессию. Он послушно шел рядом, пока на глаза ему не попадалась какая-нибудь собака. Как только проявлялись первые признаки агрессивности: шерсть на загривке вставала дыбом, походка делалась напряженной, и раздавалось утробное рычание – я громко говорила: «Фу!» и дергала поводок. Требовалось остановить его прежде, чем он сделает выпад и бросится на собаку. Через секунду попытка повторялась – опять громкое «Фу!» и рывок поводка. Это остужало его пыл, однако через мгновение все начиналось снова, причем с удвоенной яростью: он хотел напасть на собаку, но для этого требовалось преодолеть еще и мое сопротивление.

Шло время, мы продолжали тренироваться в парке, но Бу по-прежнему кидался на всех встречных собак. Перемен к лучшему я не видела. Во мне нарастало чувство тревоги. Что, если в какой-то момент мое внимание ослабнет, и, глядя налево, я не замечу собаку, приближающуюся справа? У меня едва хватало сил удерживать Бу, и это было столь же ненадежно, как попытка отмахнуться газетой от тигра. По скорости реакции я тоже уступала ему. Надо сказать, что и силы у нас с Бу были неравные. (Боюсь, любой человек, который попытается тягаться в силе и быстроте реакции с рассерженным ротвейлером, проиграет состязание).

Мне не хотелось постоянно бороться с Бу и чувствовать себя, как на войне. Я просто хотела, чтобы во время наших прогулок в парке мы оба могли отдохнуть перед началом рабочего дня. Казалось бы, так просто! Но совершенно неожиданно эта простая радость стала столь же недоступной, как, например, прогулки по луне. Мало того, занятия в парке не только не принесли желаемого результата – агрессивность Бу не уменьшилась – но и возымели прямо противоположное действие: пес стал еще более самоуверенным и яростным.