Я говорю обо всем этом, чтобы объяснить, почему анализ важнейших проблем и вопросов, касающихся истины, блага, красоты, свободы, равенства и справедливости, который я собираюсь предпринять в следующих двух главах, не будет исчерпывающим. Тем не менее даже краткий обзор нужен для понимания того, что должно быть сделано каждым, кто не захочет прерывать размышления на тему этих шести идей.
Для достижения необходимой краткости, за которую, я уверен, читатели будут мне благодарны, я должен буду внимательно подходить к выбору. Я отобрал те проблемы и вопросы, которые имеют самое непосредственное отношение к кругу проблем, рассмотренных в предыдущих главах. В некоторых немногочисленных случаях я попытаюсь показать, как может быть разрешен основной конфликт между конкурирующими теориями и как могут быть найдены ответы на важные вопросы.
Читатели, которые уже начали оспаривать и подвергать сомнению взгляды, высказанные мной на страницах этой книги, и те, кто только собирается сделать это при чтении двух оставшихся глав, надеюсь, продолжат обдумывать интересующие их проблемы и дальше. Исследование логических лабиринтов великих идей может стать не только бесконечным и напряженным процессом, но и увлекательным приключением, крайне полезным и приятным использованием своих интеллектуальных способностей. Не зря Платон назвал «драгоценным наслаждением» опыт философских рассуждений.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Некоторые проблемы истины, блага и красоты
Определение истины как совпадения или согласия мыслей со словами и реальностью базируется на некотором числе принятых допущений.
Одно из них состоит в том, что мы предполагаем существование реальности, независимой от сознания человека и того, что он думает. Другое — в том, что реальность имеет определенный характер. Если она была бы полностью неопределенной, никакое из высказываний не могло бы считаться ни истинным, ни ложным, а любые диаметрально противоположные предположения о ней могли бы стать и истинными, и ложными одновременно.
Принцип противоречия не может быть основным правилом мысли, которому мы будем следовать в наших усилиях по достижению правды. Мы можем одновременно думать, что определенное положение дел существовало или не существовало, и никакое из этих предположений не будет предпочтительным для наших размышлений.
Отвергая существование правды и лжи, радикальный скептик должен непременно отрицать либо наличие независимой реальности, либо то, что она имеет определенный характер, с которым может совпадать или не совпадать то, что мы думаем. Очевидно, дойдя до таких крайностей, скептик обязательно начнет противоречить самому себе. Если он утверждает истинность своего высказывания, что не существует независимой реальности или что она не носит определенного характера, его собственная позиция не имеет под собой основы. Если он утверждает истинность своего отрицания, то сделать это он может только на основе, которая обязательно предполагает существование определения истины.
В случае, когда крайнего скептика не пугает опасность самопротиворечия, у нас остается всего два варианта: первый — прекратить разговор как очевидно бесполезный; второй — подвергнуть его позицию проверке практикой.
Практическая теория истины, убедительно сформулированная и обоснованная американским философом Уильямом Джеймсом[69]
в начале XX века, часто неправильно истолковывалась как новое определение истины. Однако Джеймс, напротив, принял традиционную версию — так называемую теорию соответствия для истины и предлагал использовать полезные признаки или критерии для определения истинности или ложности данного выражения.Практическая точка зрения, что мнение истинно, если оно функционирует, и ложно, если не работает, не говорит нам ничего о том,