Шесть зимних ночей

– Нет, – отмахнулась Либерти. – Никто не будет осуждать тебя, если твоя вера не совпадает с верой Города. Я же говорила, здесь странное место, оно не похоже на Внешний мир. Ты волен делать то, что хочешь. Только не вреди другим.

– Это утопия, – парировал Алан, вытащил еще две еловые ветки со звездочками и направился к окну, ближе к Либерти. – Разве такое возможно?

– Возможно. В Городе.

– Для Города есть что-то невозможное? – с долей отрешенности спросил Алан.

Либерти опешила, повернулась к нему и оперлась плечом о стену рядом с окном, где он пытался прикрепить украшения.

– Захоти этого, – сказала она

– Захотеть чего? – не понял Алан, отпрянув от окна.

Ветки, которые он упорно пытался прицепить к окну, не желали оставаться на нужном месте даже после пяти попыток. А пристальный взгляд Либерти, неотрывно наблюдающей за ним, сбивал с толку. Она потянулась к нему, коснулась тыльной стороны ладони и мягко направила его руки обратно к окну.

– Захоти этого, – она сделала акцент на каждом слове. – Почувствуй энергию внутри. Ты можешь сделать это, нужно только захотеть, – мягким голосом продолжала она.

Алан замер всего на несколько секунд и прислушался к тишине. Кошки позади бегали из стороны в сторону, развешивали гирлянды и игрушки, расставляли небольшие статуэтки по полкам и чудом ничего не роняли. Серая кошка мяукнула особенно громко, черная так же громко ей ответила. Либерти шикнула:

– Тихо!

Алан невольно улыбнулся. И приложил еловые ветки к окну.

Когда он убрал ладони, ветки остались на месте. В нескольких местах сверкнули яркие, золотистые искорки.

– Так вот как это работает? – неверяще спросил Алан.

– Вот так это работает! – довольно подтвердила Либерти и приблизилась к нему.

Она коснулась его плеча, и он, поняв ее без слов, развернулся к ней. Когда ее руки обвили его шею, Алан приобнял Либерти за талию. Быть рядом друг с другом оказалось на редкость спокойно и хорошо. Привязанность крепла с каждой проведенной вместе секундой и разливалась внутри тягучей негой, расслабляя и разрешая доверять больше необходимого. Либерти подсознательно ощущала понимание Алана и незнакомую до этого взаимность. И это было удивительно прекрасно.

Уткнувшись носом ему в шею, она прислушивалась к его дыханию и мысленно просила, чтобы этот момент продлился подольше, чтобы Алан не отталкивал ее и не отстранялся сам. Поддавшись неожиданному порыву, Либерти коснулась губами его шеи, а после, приподняв голову, поцеловала в уголок губ. Замерла на долю секунды. И счастливо улыбнулась.

Улыбка Алана тоже не заставила себя ждать, очаровывающая, согревающая и такая же искренне счастливая.

Сбоку послышался шум и громкий «мяв». Они одновременно отпрянули друг от друга и повернулись на звук. Черная желтоглазая кошка свалилась с углового столика, на котором стоял граммофон, шлепнулась на пол и запуталась в гирлянде. А после встала и с силой отбросила гирлянду в сторону.

Когда кошка повернулась к ним и, лапой указав на отброшенное украшение, истошно мяукнула, Алан и Либерти рассмеялись.

Двадцатого декабря, за день до начала Йоля, Либерти, открыв окно, увидела вдали дым со стороны Моря. Он тонкой полоской поднимался вверх. Она нахмурилась. Улицу замело снегом, легкий мороз дарил приятную свежесть. Не заметив никого поблизости, она недовольно сжала пальцами переносицу и шумно выдохнула.

Неприятное ощущение поселилось в области сердца. Дым быстро растворился, снизу начал подниматься легкий туман.

Для Города это было обычным явлением, но туманные зимы случались нечасто. Сухие ветви деревьев вдруг стали четче и резче. Либерти потянулась к ближайшему дереву и дотронулась до тонкой ветки. Та рассыпалась от ее прикосновения. Она быстро отпрянула, будто бы обожглась.

На мгновение подумалось – Город стал уязвимым и некому его защитить. Но она быстро отогнала глупые мысли и заставила себя улыбнуться: все в порядке, а рассыпавшаяся ветка не иначе как признак суровой зимы.

Небо было ясным – ни одного облака. Но Либерти всем сердцем чувствовала: что-то не так. Что именно – она не понимала. Улыбка быстро сошла с ее лица. Завтра должен был наступить Йоль, кошки уже развесили венки из падуба и остролиста, по дому разносился хвойный запах вперемешку с ароматом апельсина, корицы и мускатного ореха. На шторах Либерти заметила игрушки в виде звездочек и шариков зеленых и красных цветов. На кухонном столе в вазе стояло несколько веточек рябины, а рядом лежала записка.

Либерти быстро схватила листок и прочитала:

«Завтра все начнется. Приходи к Набережной. Надеюсь на твою помощь.

Смерть».

Три коротких предложения с подписью Либерти перечитала несколько раз подряд, но ясности не прибавилось. Сердце сжалось, она стиснула рубашку на груди. Дышать стало тяжело, и Либерти положила записку на стол и хлопнула ладонями по ровной поверхности так, что ваза слегка подпрыгнула.

– Все в порядке? – послышался мягкий, уже привычный голос.

Либерти быстро покачала головой и сильно зажмурилась, а после с трудом смогла ответить:

– Не знаю.