— Ты говоришь так, потому как самому нечем похвалиться, — пошутил Заецкий. — Твою сегодняшнюю стрельбу трудно назвать мастерской…
Добжицкий зло поглядел на него, забрал вычищенную винтовку, вынул затвор и тщательно осмотрел его. Потом проверил чистоту ствола и буркнул:
— Не беспокойся. Если понадобится, не промахнусь. — И, изменив тон на приказной, добавил: — А ствол-то грязный, словно шомпол к нему и не прикасался, придется почистить еще раз.
Он был явно недоволен собой. Раздраженное состояние не покидало его до самого вечера. После поверки и отбоя он отыгрался на Сумаке.
— Курсант Сумак! — поднял он с постели уже засыпавшего парня. — Ко мне, бегом!
Когда сонный, еще не пришедший в себя курсант подбежал к нему, Добжицкий показал на засохшую на каблуках его сапог глину.
— Кто так чистит обувь?! Вы кого хотите обмануть? Сейчас же привести в порядок! Доложите через три минуты. И чтобы блестели, как… — Он употребил крепкое выражение. — А в качестве наказания пойдете чистить сортир.
«Какая муха его укусила? — ломал голову Сумак. — Видно, что-то у него не заладилось…»
IX
Вечереет. Скоро курсанты вернутся с самоподготовки. В помещениях батареи — тишина, прерываемая только шагами дневального, который, весело насвистывая, расхаживает по коридору.
В казарму входит подпоручник Мешковский.
— Еще не вернулись? — спрашивает он дневального.
— Нет.
— А когда должны быть?
— Минут через десять.
Офицер с облегчением вздыхает. Засиделся у Рогова и едва не опоздал к занятиям на артиллерийских тренажерах. Вроде бы мелочь, но Казуба, этот всеведущий Казуба. несмотря на их дружбу, не преминул бы сказать: «Так негоже, коллег»!..» Мешковский же слишком самолюбив, чтобы равнодушно выслушивать упреки, как, например, Чарковский. Он зашел в офицерскую комнату, постоял в нерешительности… Вспомнил, что сегодня еще не проверял спальные помещения. А ведь не далее как вчера его взводу крепко досталось от старшины за то, что постели были плохо заправлены. Надо сходить проверить!
Двухъярусные нары установлены рядами. Стоя у дверей, Мешковский смотрит, ровно ли заправлены простыни, одинаково ли уложены подушки. Удовлетворенно отмечает, что сегодня все в полном порядке. Вдруг до него доносится какой-то странный звук. Офицер внимательно прислушивается, смотрит по сторонам. Еще раз бросает взгляд на нары нижнего яруса — они пусты, затем на верхние — тоже. Но все же в комнате кто-то спит! До Мешковского явственно доносится мерное похрапывание. Вдруг его осенило. Встав на колени, заглянул под нары. «Ну конечно Ожга!.. Как и следовало ожидать — он! — догадывается Мешковекий. — Опять удрал с занятий!»
Курсант Ожга — известный на всю батарею соня. Утром его невозможно добудиться, он дремлет на занятиях, убегает с них, чтобы только поспать. Учится неплохо, но из-за этой злосчастной слабости уже нажил себе кучу неприятностей. Был даже как-то посажен на гауптвахту, потому что Казуба застал его спящим на посту.
«На сей раз это ему даром не пройдет!» — решил Мешковский. Не церемонясь, он выволок завернувшегося в несколько шинелей парня из-под нар. Ожга заспан и перепуган. Смотрит, словно вот-вот расплачется.
— Два наряда вне очереди! — объявил офицер. — Может, это на вас подействует. Дневальный, доложите старшине: Ожге за то, что спал во время занятий, я назначаю два наряда вне очереди!
Ожга поспешно уходит. Ему еще повезло. Попадись он Зубиньскому, все кончилось бы значительно хуже, хотя два наряда вне очереди тоже не подарок. Тут уж не поспишь…
Тем временем курсанты вернулись с самоподготовки. В дверях преподавательской Мешковский столкнулся с Виноградовым. Лейтенант был на этот раз в советской форме. У него довольное выражение лица, и он тут же докладывает Мешковскому:
— Отдал польский мундир в мастерскую вышить на нем звездочки. Завтра получу, увидите, какой элегантный!
Входит Романов. Услышав последние слова Виноградова, язвительно замечает:
— Ну и щеголь же ты, Юрий! Самое главное для тебя — вышитые звездочки!
Виноградов заметно смущен.
— Может, и не главное, но все же…
Мешковский зашел в преподавательскую, чтобы взять оставленные там фуражку и планшет. Он берет в руки фуражку, и из нее падает на пол бумажка. Офицер поднял записку, текст которой напечатан на машинке. Прочитав, положил в планшет, сказал едва слышно:
— Сукины дети!
Во время занятий на артиллерийских тренажерах он не находит себе места, и это замечает весь взвод. Сразу же после ужина Мешковский спешит в штаб — доложить Казубе и Брыле о случившемся.
В тот день после обеда Брыла засиделся в отделе политико-воспитательной работы. Майор Мруз предупредил, что отныне один день в неделю сотрудники этого отдела занимаются изучением марксистско-ленинской теории. Продиктовал перечень литературы, распределил темы докладов, с которыми в будущем должен будет выступить каждый из них, назначил время консультаций. Так началось осуществление намеченных им мероприятий.