Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова

Решено было приступить к операции после завтрака. Я прикатил операционную лампу, притащил тазик для мытья рук и набор с инструментами. Пока совершались все эти действия, я обратил внимание, что тот мужик, заступивший на вахту сегодня, сильно нервничает. Он был подозрительно бледным и не сидел на своем стуле, а расхаживал взад-вперед.

Пять шагов от койки до двери, пять шагов от двери до койки. В одной руке он держал скрученную трубочкой газету «Правда» и каждый второй шаг бил себя этой «Правдой» по правому бедру. А примерно раз в десять минут он и вовсе выходил из блока перевести дух. Я даже гордиться немного начал, что работаю в таком месте, где и милиционеру страшно.

Мы с Витей намылись, облачились в зеленые халаты, обложили нашего больного стерильными простынями и решили приступать. Я раскрыл набор с инструментами и стал выкладывать, стараясь расположить их максимально удобно для себя, чтобы вовремя, как и подобает хорошему ассистенту, всучить один из них Волохову.

Набор для трахеотомии я знал так, что мог собрать его с закрытыми глазами. Вот скальпель, два пинцета, хирургический и анатомический, зажимы, иглодержатель, иглы. Я любовно перебирал их, позвякивала сталь. Вот крючки Фарабефа, крючки острые, элеватор…

Я вставил иглу в иглодержатель, зарядил нитку. Приготовил пару турунд из марли, собрал шприц.

И тут вдруг увидел лицо нашего постового, мы на него уже перестали обращать внимание, пусть себе расхаживает, главное, чтобы не мешал. Сейчас он стоял у окна и выглядел весьма паршиво. Он был даже не бледным, а зеленым, на лице проступила испарина. Еще он бросил считать шаги, встал как вкопанный и начал затравленно смотреть на наши приготовления. Каждый раз, когда инструменты стукались друг о друга, производя при этом характерное позвякивание, по его лицу пробегала судорога. Понятно — есть такие люди, которым становится дурно от одного только вида медицинских инструментов. Некоторым, особо впечатлительным, лучше вовсе глаза не открывать.

Через полминуты милиционер глубоко задышал носом и отступил в коридор. Ну и правильно, а то грохнется здесь, а в нем килограммов сто двадцать.

И тут Витя Волохов смалодушничал, хотя за это нельзя осуждать, по себе знаю.

— Давай-ка, Паровозов, сегодня ты за хирурга, а я пока посмотрю, что-то стремно мне!

Меня не надо было просить дважды, я лишь поменялся с Витей местами, чтобы было удобно резать под правую руку. Мы обежали вокруг койки и заняли каждый свою позицию, моя теперь была лицом к двери блока.

Я набрал новокаин в шприц, присоединил иглу и сделал первый вкол. Кожа тут же стала характерно вздуваться. Анестезия «лимонной корочкой». Еще трех лет не прошло с того самого дня, как я впервые увидел этот метод местного обезболивания в операционной 61-й больницы. Тогда, после окончания школы, я напросился туда бесплатно санитарить и месяц ошивался с дежурной хирургической бригадой, оставаясь с ними на всю ночь. А кажется, что не три года прошло, а вечность.

Хорошая у меня «корочка» получилась, тут главное — это чувствовать, на какое расстояние иглу вкалывать, чтобы правильно новокаин растекался, вот тогда кожа становится словно шкурка у лимона. Хотя с такой травмой, как у нашего больного, эффект от местной анестезии сомнителен, но специально для Вити мне приходилось делать все по правилам.

Ну, с богом! Я взял скальпель и приготовился. В этот момент товарищ в штатском решил вернуться на боевое дежурство. Видимо, он собрал в кулак всю свою волю, поэтому подошел совсем близко и бесшумно встал за спиной у Волохова. Он даже приподнялся на цыпочки, чтобы иметь возможность разглядеть всю картину. Витя и не подозревал, что к нему сейчас приставлен милиционер. В буквальном смысле.

Я сделал первый надрез, промокнул кровь, перемешанную с новокаином, которая потекла из раны.

— А вот скажи-ка мне, салага, — раздался в полной тишине веселый Витин голос, — на какой еще работе можно мента по горлу полосонуть, да еще за это деньги получать! — И он радостно заржал.

* * *

Что-то мой рассказ про доктора Волохова малость затянулся, чувствую, пора завязывать. Тем более что сам Витя стоит сейчас в сестринской и ковыряет, по своему обыкновению, спичкой в зубах, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Давайте-ка быстрее приходите в себя, салаги, и я вас в «харчевне» жду! — сказал Волохов и вышел. Мы с Ваней наскоро умылись, благо в сестринской был рукомойник, и выползли в коридор.

Было непривычно тихо, только со стороны первого блока доносились звуки дыхательного аппарата. От этих РО-6 всегда столько шума, но вроде скоро их поменять должны, как сказала Суходольская, на что — непонятно, но наверняка на что-то более тихое и современное.

Так, нужно сориентироваться. Дверь в Надькин кабинет закрыта, и под дверью стоит цинковый ящик для лекарств размером с укороченный гроб. Значит, свалила, и по всему видно, что и Суходольская домой ушла. Во втором блоке до сих пор кварц горит и шесть пустых застеленных кроватей. Красота!