Шестая повесть И.П. Белкина, или Роковая любовь российского сочинителя

Оказалось, что он вовсе ничего не смыслил ни в жизни, ни в лучших ее наслажденьях. Оказалось, что приятнее всего засыпать именно в своей постели, не опасаясь того, что в любую минуту в спальню может нагрянуть разгневанный, хоть и законный супруг. От коего нужно сокрыться в шкафу и даже чихнуть там нельзя: враз отыщут. А нынче? Входи и ложись. А там уже, вся в кружевах, твоя Грунечка. И глазки блестят у лукавой чертовки! Потом еще можно и поговорить. Лежишь, утомившись, и гладишь за ушком, а сам не спеша рассуждаешь о чем-то. Как нам обустроить Россию, Америку. Она тебя слушает, вся замирая. Потом ты ей что-нибудь бухнешь такое! К примеру: «Скажи мне, душа, а вот ранят меня да и принесут без ноги в эту спальню, ты как в этом разе поступишь?» Она зарыдает, начнет уверять, что ей он любой, даже и без ноги, в сто крат драгоценней всех этих двуногих!

Новые горизонты бытия и сознания распахнулись перед Ипполитом Мещерским, и даже когда Грунечка сообщила ему, что на следующей неделе они отправляются на воды в Европу, а после должны перевезти к ним в столицу папашу-смотрителя, чтобы папаша не спился в медвежьем углу и не помер, – он даже и с этим со всем согласился. Ну, воды так воды. И даже папаша отнюдь не помеха семейному счастью.

Вчера проговорили с Грунечкой далеко за полночь. Грунечка пеняла ему на необдуманные расходы и грозилась сама заняться счетами. Он лишь умиленно поддакивал: вот, кажется, крошка, совсем ведь девчушка, а как рассуждает! Когда они наконец замолчали, и Грунечка заснула первой, и личико нежно раскрылось губами, и пряди волос его обволокли, и стало все вместе похоже на розу, и он, чуть дыша, взял цветок сей в ладони и тихо сложил его рядом с собою на той же удобной, семейной подушке, а сам лег, прижавшись к ней, и захрапел, ему, Ипполиту, приснился вдруг сон. Весьма, кстати, странный и очень нелепый. Он увидел своего друга Ивана Петровича Белкина в том возрасте, в котором они вместе играли в пятнашки, будучи соседями. Девятилетний Иван Петрович в хорошенькой белой рубашечке бежал по цветущему лугу с сачком, ловя очень странную птичку. Всмотревшись, Мещерский разглядел, что это не птичка, а бабочка вовсе, но только большая, со злыми глазами. Она и вела себя как-то загадочно. Скосив на невинного мальчика взгляд, она давала ему приблизиться вплотную и тут же, взмахнув ярко-черным крылом, опять улетала. Иван Петрович, залитый слезами отчаянья и желания завладеть именно этим садовым насекомым, бежал, спотыкался и падал. Хорошенькая рубашечка его была вся испачкана землей и местами позеленела от травы, но он не сдавался: бежал и бежал. Когда же он упал в очередной раз, то к нему бросились какие-то люди, принялись поднимать его и что-то очень быстро говорить, но Иван Петрович уже не шевелился и лежал как мертвый.

На этом жуткий сон оборвался, Мещерский проснулся в холодном поту. Грунечка по-прежнему крепко спала, но солнце уже било сквозь шторы, и ясно было, что там, на улице, загорается теплое весеннее утро. Слуга постучал осторожно в дверь спальни. Барин вышел к нему в темно-синем халате с золотыми кистями. Слуга доложил, что его дожидаются по важному делу, и протянул карточку. Фамилия на карточке была незнакомой. Мещерский сполоснул лицо над фарфоровым тазом и велел просить. Неприятной наружности веснушчатый господин представился и сообщил, что намерен выполнять обязанности секунданта на предстоящем поединке господина Белкина Ивана Петровича с господином Азариным Евгением Урбеновичем. Одновременно с этим сообщением Мещерскому протянули и записку от друга его со следующими словами: «Умоляю тебя не отказываться».

Ноги подкосились у счастливого молодожена. Подробности безобразного сновидения предстали перед ним с особенной яркостью. Он с трудом взял себя в руки и, с трясущимся подбородком, путаясь в словах, объявил, что согласен. Обсудили условия. Стреляться завтра в пять часов поутру в небольшом леске неподалеку от деревни Помираньино на десяти шагах. Мещерский осмотрел и пистолеты, принесенные веснушчатым офицером. Пистолеты были совсем новенькие и чудо как хороши.

Не успела захлопнуться дверь за неприятным этим и, главное, незваным гостем, Мещерский бросился обратно в спальню и нырнул к Грунечке под одеяло.

– Что ноги как лед? – спросила жена сонным голосом. – Босым, что ль, ходил?

– Какое: босым! – отвечал ей Мещерский. – Тут, Груша, такое творится, что страсть!

У Грунечки вспыхнули глазки.

– А ну, говори! Что творится? И где?

– Не смею сказать! – испугался Мещерский. – Не женское дело, душа, не проси!

Он еще не догадался до конца, на ком он женат, и совсем не знал женщин. Вернее, он знал их с другой стороны. Не прошло и пяти минут, как Аграфена Андревна вытащила из него все подробности предстоящего поединка: и место, и время, и тип пистолетов.

– А может, они и помирятся, а? – спросила она с очень робкой надеждой.