Шестая сторона света (СИ)

 — Интересно, — я в очередной раз свернул голову назад. — Почти как мой отец закупает товар для вагонных интерьеров.

Алтынай остановилась и требовательно воскликнула:

 — Не смей говорить, что не закончил дело с этим Фрунзиком!

 — Алтынай, чувствую, что не выполнил, что должен был. Не забывай, он убил Лебедева!

 — Тем более мы должны быстрее выбраться наружу и доложить властям.

Я сделал пару шагов и остановился:

 — Нет, не могу так.

 — Ты собираешься его поймать?

 — Не знаю. Но что-то должен сделать. И что значили его слова о том, что «пойдёт туда, куда было нужно с самого начала»? Что он имел в виду?

 — Кто его знает. Бандит в погонах.

Решительно обнял Алтынай. Отодвинул её от себя:

 — Пойду за ним.

 — Я с тобой.

 — Нет, Алтынай. В натуре, хватит с тебя приключений. Тебе нужно думать о модной коллекции.

Тогда она изменила тактику:

 — Как я пойду одна по туннелям? А если состав превратит меня в размазню?

Видимо, у меня было такое растерянно-мучительное выражение лица, что она сжалилась:

 — Ладно, не беспокойся. Всё-таки я несколько дней работала железнодорожником. Меня гиперзвуком не испугать. Заодно попробую повисеть на поручнях.

 — Алтынай…

 — Шучу, шучу.

Мы крепко обнялись. Долго целовались. Я думал, стоит ли просовывать руку ей под маечку или испорчу красивый момент похотью?

Не отпуская рук, начали расходиться в стороны. Нас отделяло соприкосновение пальцев.

 — Отправишь моим родителям телеграмму, что со мной всё в порядке и я скоро вернусь? — попросил я.

 — Лех, у меня строгий папа. Уверяю, именно от таких телеграмм родители пугаются до смерти.

 — Ты права. Пусть считают, что я загулял.

Соприкосновение пальцев не кончалось.

 — А ты осторожнее с Фрунзиком. У него пистолет.

 — Не волнуйся. Я умею незаметно двигаться в тоннелях.

Наши пальцы разъединились. Я пошёл, спиной вперёд, не сводя взгляда с Алтынай. Она тоже попробовала так идти, но споткнулась о разбросанный багаж. Махнула мне рукой, развернулась и убежала. Её фигура то пропадала, то появлялась в свете окон поезда, пока окончательно не рассеялась в темноте.

Глава 20. Territorial Pissings

1

Я обошёл пилотский вагон и осторожно заглянул в окно.

Фрунзик сидел на своём старом месте. В фуражке. Дымил сигаретой и прихлёбывал из чашки. Рядом с вазой с печеньем появилась бутылка дерьмовой водки «Три паровоза». Такой мы давились в Колледже, не имея денег на нормальную. Воняла она как все десять паровозов.

Милиционер хлебал «Три паровоза» и даже не щурился. Меня же тошнило при виде каждого глотка.

Изредка он занюхивал глоток печенькой, но не кусал её, а клал обратно в вазу. Можно было подумать, что он празднует некое достижение. Что-то бормотал под нос и улыбался. То вдруг начинал насвистывать мелодию, прерывая её пением:

Те, что нас любят, смотрят нам вслед,

Рок-н-ролл мёртв, а мы-ы-и-ищщо нет!

Опорожнив чашку, он взялся за бутылку, но рубанул ладонью левой по правой руке:

 — Отставить.

Ответил сам себе:

 — Так точно, есть отставить.

Резко поднялся из-за стола и подошёл к зеркалу. Одёрнул рубашку милицейской формы и так красноречиво покачал головой, что я понял: сожалеет об отсутствии утюга. Как смог расправил складки, поправил фуражку, перестегнул ремень с кобурой. Включил и выключил фонарик.

Ровным чётким шагом прошёл к двери и выпрыгнул на перрон.

Дождавшись, когда его шаги утихнут, я последовал за ним. Двигался Фрунзик в сторону противоположную выходу.

Вглубь архаичного туннеля.

2

Следить за Фрунзиком было не трудно — его фонарик видно издалека. Но и без фонарика водочный запах оставлял чёткий след.

Я держал большую дистанцию, опасаясь пистолета. Никогда не стрелял и не видел, когда стреляли по другим, но жутко боялся выстрела. Чудилось, что стоило пьяному милиционеру навести дуло в мою сторону, как моя жизнь оборвётся.

В девятнадцать лет люди редко осознают, что молоды. Им кажется, что они достаточно пожили, чтоб высказывать своё мнение обо всём. Так вот, щеглы, это ощущение быстро проходит, когда знаешь, что кто-то может навести на тебя пистолет. Сразу понимаешь, что прожил мало, и что жизнь слишком дорога, чтоб тратить её на притворство.

Честное слово, если бы Фрунзик даже в шутку достал пистолет и просто направил бы в темноту, то я позабыл бы обо всех клятвах праху Лебедева и сбежал.

Но Фрунзик про пистолет не думал. Владеющий оружием вспоминает о нём реже, чем безоружный.

До меня доносились обрывки песен. Этот милиционер-бандит, однако, любил петь. Сначала Фрунзик долго цитировал «рокенролл мёртв, а мы-ы-ы-ы». Потом начал орать «Я-а, я-а, коко жамбо», очень похоже насвистывая мотив. Далее слышались обрывки попсовых хитов начала девяностых, когда я был маленьким, а Фрунзик, видимо, в лучшем периоде своей жизни.

Иногда он уставал (неясно — от ходьбы или пения). Садился на рельсы и молчал, выключив фонарик для экономии батареек. Я тоже припадал на корточки и следил за вспыхивающей красной точкой его сигареты.

 — Рота подъём! — орал Фрунзик, зажигая фонарик. От его команды хотелось подскочить и слушать дальнейшие указания.