Шестая сторона света

Редкие работники проникали через укрепления, предъявляли милиционерам пропуска и исчезали в погрустневшем, как перед смертельной операцией, здании Вокзала.

Алтынай я увидел издалека, сидела на скамейке у входа.

Для меня она на всю жизнь – девочка в платьице белом. Поэтому с недоверием разглядывал её наряды, не подходящие под это описание. Сегодня на ней была кофта с капюшоном, другие джинсы, более тёмные и обтягивающие, чем вчера. Волосы распущены по плечам, но прикрыты вязаной шапочкой. В руке мой плеер. На плече – сумка.

– Привет, что слушаешь? – спросил я.

– Привет, – повертела коробочку от кассеты, – Э-э-э, Лимп… Биз-скит. Прикольно. Бодрый рэпачок.

– Отдала платье Маргарите?

– Час назад ещё.

– Ого, а чего ты ждала целый час?

Алтынай стянула наушники:

– Тебя ждала. Я в этом дворе никого не знаю. Куда мне ещё идти? Не дома же торчать.

– А я ради тебя пришёл.

– Твой толстый друг тоже приходил. Забавный он. При тебе вчера солидный был, а как меня сегодня увидел, то притворился, что не узнал. Пришлось окликнуть. Причём я перепутала, назвала его Снегирёвым. Он чуть не заплакал от обиды. Теперь не забуду, что Лебедев. Я через него Маргариту и вызвала. У меня же нет пропуска. Ну, так что будем делать?

Взял её за руку:

– Пошли в музей. Хочу показать одну аниматину.

3

Утро буднего дня, а улицы Абрикосового Сада переполнены.

В трамваях была давка. На остановках толпились очереди. На перекрёстках образовались заторы из велосипедов, электромобилей, мопедов и растерянных милиционеров, которые не знали, как разруливать утроившийся траффик. На тротуарах тесно от пешеходов. Из-за закрытия Вокзала выходной получили все сотрудники сопутствующих служб, а это половина населения Двора.

Люди не знали, куда девать незапланированную свободу. Сбиваясь в очереди возле палаток с кофе, они по сотому разу обсуждали закрытие Вокзала. Пересказывали друг другу содержание статьи из газеты. Один мужчина, одетый ещё по летнему, в тонкие белые брюки и соломенную шляпу, рисовал мелом на асфальте схему тормозного пути. Другие уверенно вносили правки или рисовали свои варианты.

Даже железнодорожники все разом поглупели и поверили, что тормозной путь поезда – величина непостоянная и скрывающая в себе сюрпризы.

Нам навстречу шли трое возбуждённых железнодорожников. Они использовали внезапный выходной, чтоб набухаться. Все трое перекрикивали друг друга, озвучивая свою версию пропажи поезда.

Я подхватил Алтынай за локоть, чтоб уберечь от столкновения с пьяными.

– Сегодня не протолкнуться, как праздничный выходной, блин, – пробормотал я.

Алтынай засмеялась:

– Я в Киеве жила, там и в будний день такая давка. Но спасибо, что заботишься. Мне приятно.

– Мне тоже.

Если бы я шёл один, то обязательно одел бы наушники. Глядел бы на суету людишек под музыку Nirvana. Но Алтынай была реальностью, которую не хотелось заслонять надуманным позёрством.

Я задумался, а не исчезнет ли очарование новизны? Ведь Алтынай не то воздушное создание в платьице белом, что чудилось мне в тумане Почтительного Ожидания. Она совсем другая. Но люблю я её за то, что она была фантазией. Ох, опять я уношусь мыслями, хер знает куда.

После первого порыва, когда взял её за руку, наши пальцы расцепились. Было неясно, зачем держаться за руки? Даже неловко. Всё-таки без высказывания нужного набора слов, некоторые жесты как бы нелегитимны.

Алтынай рассказала, что её строгий папа ходил с комиссией по строениям Двора, оценивая состояние жилого фонда и архитектурные особенности планировки. Власти решили, что строить тайл-спутник слишком дорого, бюджет не потянет. Будут искать способ уплотнить существующую застройку. А так же улучшать привлекательность пустующих верхних этажей.

– Так что, через пару лет верхние этажи, может быть, перестанут быть притоном наркоманов, и ты получишь там приличную маленькую квартирку, – подмигнула Алтынай.

– Поскорее бы. Почему у нас совершеннолетие в двадцать один год? В других странах можно с восемнадцати получать.

– В некоторых государствах совершеннолетие в двадцать пять.

– Ужас, блин. Хорошо, что мы не там.

4

Возле здания музея бродили скучающие жители. Обычно никто не посещал музей. От безделья же, все ломанулись.

Выставочные залы мне помнились своей торжественной пустотой. Я и мой друг детства, анимастер Волька, шли вдоль картин, будто весь музей для нас.

Впрочем, когда я с Алтынай, я будто с ней одной.

В зале современных анимастеров зрители всегда собиралась у пятиметровой аниматины, изображающей крушение поезда. Само собой, что сегодня возле пророческой аниматины зрителей ещё больше.

Чтоб не потеряться в толпе, я снова взял Алтынай за руку, одновременно рассказывал:

– «Крушение сто пятого» гордость музея. Но художественной ценности – ноль. Просто потрясающая техника исполнения. Вся анимация выполнена в «перманентной технике».

Алтынай зачаровано смотрела на «Крушение».