Шестая загадка

Я чувствовал себя виниловой пластинкой в доме с проигрывателем компакт-дисков: напуганным и старомодным, окруженным силами, природы которых я не понимаю. Всего три дня назад я довольствовался слежкой за пятидесятилетними мужиками, в период сезонного обострения обнаружившими, что их молоденькая секретарша носит очень короткую юбку. Я честно зарабатывал на человеческих слабостях, стараясь не дать им себя поглотить. Частные детективы, шлюхи и адвокаты склонны чуть ли не в каждом видеть потенциального клиента. Вот, держась за руки, по улице идут мужчина и женщина, а ты мысленно уже составляешь для них соглашение о расторжении брака. Вот кто-то прогревает двигатель, а тебе кажется, что он собирается угнать чужую машину. Вот посетитель заказывает в баре кружку пива, а ты прикидываешь, как половчее вывернуть ему руку, когда он начнет буянить.

Но сейчас я имел дело с чем-то другим. С каким-то злом, действующим по схеме, которой я не понимал. Собранные мной сведения походили на синоптические карты метеоцентра: результат ясен, но съемка велась с такой высоты, что деталей не разглядеть. Когда я работал в полиции, все было намного проще. Если ты кого-то подозреваешь, то арестовываешь его, и все. Если у тебя есть вопросы, ты идешь к начальству и выкладываешь их ему на стол в трех экземплярах. Если и это не помогает, закрываешь дело. Так и протекала моя жизнь до тех пор, пока я не заехал локтем в челюсть девятнадцатилетнему торговцу наркотиками, будучи не в курсе, что за односторонним стеклом стоит начальник управления с двумя журналистами. В первый год после увольнения я злился на весь мир, считая, что меня предали, но потом осознал, что был всего лишь частью статистики. Секундная стрелка больших часов на миг замерла на мне и двинулась дальше, совершенно равнодушная к моей судьбе. Странным образом эта мысль меня успокаивала.

К кассете, оставленной Агарью, была прикреплена записка: «Я забыла передать тебе это при встрече. Здесь репортаж о пожаре в торговом центре. Яара появляется на отрезке с 4:32 до 4:38. Это всего шесть секунд, но разглядеть ее можно».

Я взял кассету и пошел к себе.

В половине десятого я уже был в постели. В последний раз я ложился спать в полдесятого, когда еще был жив Бен-Гурион. Перемотав кассету Агари на требуемый момент, я подложил под спину три подушки и включил запись. Это был обычный выпуск местных новостей, которые не попадают на общегосударственные каналы. Из-за угрозы огня камеру установили довольно далеко от эпицентра пожара, но телескопическая линза работала нормально. Первым из горящего здания вышел мужчина. Его лицо было отвернуто от камеры. Он был одет в футболку и холщовые штаны черного цвета. Он двигался уверенным шагом человека, привыкшего к быстрым действиям в тесном пространстве. Такими навыками обладают бойцы тхэквондо и повара в дорогих ресторанах. Девочка шла следом за ним – голова опущена, челка закрывает лицо. Можно было подумать, что они друг другу чужие, но тут мимо пробежал пожарный, и девочка испуганно отпрянула назад и чуть не упала. Мужчина протянул руку, поддержал ее и что-то сердито произнес. Она послушно кивнула и пошла дальше. В следующий момент обзор перекрыла женская спина.

Я остановил пленку и прокрутил ее на шесть секунд назад. Что-то в увиденном показалось мне смутно знакомым, но я не мог понять, что именно. Я пересмотрел фрагмент во второй, а затем и в третий раз. Неприятное ощущение, что я что-то упускаю, не исчезло. Мои туманные размышления прервал телефонный звонок.

– Это Агарь. Я не слишком поздно?

– Смотря для чего.

– Ты посмотрел кассету?

– Да. Только что.

– И что ты думаешь?

Я думал об Аталии и о том, что между нами произошло, пытаясь объяснить себе, почему, черт побери, меня гложет чувство вины. В моей личной синагоге обычно читают всего одну молитву: «Я никому ничего не должен».

– Я же ее не знал. Нельзя ничего сказать по спине.

– Ее немножко видно в профиль.

Я промолчал.

– Я не пытаюсь себя обманывать, – сказала она.

– Я этого не говорил.

– Знаешь, сколько раз я видела ее под таким же углом? Когда качала на качелях, или надевала на нее футболку, или укладывала спать.

– Я попробую проверить эту версию.

– Об этом я и прошу. Что ты проверишь, а не запишешь меня в сумасшедшие. С этим и полиция прекрасно справляется.

К горлу у меня подкатил тугой ком злости:

– Госпожа Гусман! Собирать и проверять информацию – это единственное, что я умею делать. Если у вас есть ко мне претензии, можете меня уволить.

– Я не говорила, что у меня есть претензии. Я только сказала… Я сама не знаю, что я сказала. Просто я не хочу, чтобы ты принимал меня за фантазерку.

– А я не хочу, чтобы ты указывала мне, что о ком думать. Если мне понадобится психолог, я к нему обращусь.

– Почему ты так со мной разговариваешь? Чем я тебя обидела?

Ее жалобный тон не дал мне окончательно сорваться с цепи. Поскольку я молчал, она продолжила: