Вдаваться в подробности я не стал, но мне и без того пришлось нелегко. Большинство людей обычно не бледнеют, в смысле – не бледнеют по-настоящему. Я в своей жизни повидал немало испуганных людей и знаю, что основными внешними признаками паники являются учащенное дыхание и ускоренное сердцебиение, что приводит как раз к покраснению кожных покровов. Я рассказал Агари о других девочках, о хронологии убийств, о том, как их виновник находил матерей-одиночек, об общих принципах поведения сексуальных извращенцев. Я ни словом не упомянул о том, что он может сделать с Яарой, но в этом не было нужды. Когда я договорил, она была белее разделявшей нас скатерти.
– Сколько времени у нее осталось?
– Два дня.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Пока что это только моя теория.
– Когда ты точно узнаешь?
– Сегодня ночью.
– Где?
– На кладбище.
– Я еду с тобой.
– Тебе нечего там делать. Ты будешь мне мешать.
– Я еду с тобой.
Она произнесла это так тихо, что на мгновение я усомнился, что слышал ее голос. Он звучал не громче шороха крыльев бабочки или легкого касания пальцев, пробегающих по коже. Я попросил счет, сумел не грохнуться в обморок при виде суммы и заплатил. Все это время она не отводила от меня взгляда, в котором здравомыслие мешалось с безумием. Мы покинули ресторан и направились к «Бьюику». Я достал пистолет и сунул его в наплечную кобуру. Она уселась на пассажирское сиденье.
– Ты только все усложняешь. И себе, и мне.
Она ответила твердым, ненормально спокойным голосом:
– Ты сказал, что у нее осталось два дня.
В мире существует четыре великих искусства: живопись, поэзия, музыка и умение вовремя заткнуться.
18
Среда, 8 августа 2001, поздняя ночь
– Я же сказал, что мне нужна обычная скорая.
– В следующий раз предупреди меня хотя бы за день.
Нет, Жаки меня не подвел и раздобыл машину, просто он проявил чуть больше усердия, чем следовало. Вместо стандартной бело-красной кареты у ворот кладбища стоял ярко-желтый реанимобиль с полным набором оборудования, включая электрокардиограф и портативный дефибриллятор. Жаки, напяливший белый халат и солнцезащитные очки, сидел за рулем и наслаждался новой игрушкой, включая и выключая кнопку сирены. К счастью, жильцы этого района обычно не жалуются на шум по ночам.
– Где ты откопал этого монстра?
– Ты что, не видишь? У меня инфаркт.
Агарь, которая следом за мной выбралась из «Бьюика», неуверенным шагом направилась к нам. Люди, которые посреди ночи разгуливают в темных очках, иногда вызывают настороженность.
– Добрый вечер!
– И вам привет!
– Я Агарь.
Он сообразил за полсекунды:
– Мать девочки?
– Да.
Он вылез из реанимобиля, подошел к ней, поднял очки и вдруг обнял ее. От неожиданности она чуть не задохнулась.
– Смертная казнь, – торжественно провозгласил он, разжав объятия. – Тот, кто творит такое с детьми, заслуживает смертной казни.
– Я всего лишь хочу найти свою дочь.
– Для того мы и здесь. Не волнуйтесь. Джош найдет их, вы заберете девочку домой, а я всажу сукину сыну пулю прямо в башку.
– Хороший план.
– Лучше не бывает.
Я почувствовал себя несколько обойденным вниманием, поэтому сказал, что нам пора. Мы медленно въехали на территорию кладбища. Не доезжая метров двести до конторы, где нас должен был ждать рабби Штейнберг, я велел Жаки высадить меня, а самому двигаться дальше. Близость к миру призраков наделила меня даром предвидения, и внутренний голос шепнул мне, что за стеной здания, возможно, притаился тип со здоровенной дубиной, который постарается размозжить мне череп и забрать компрометирующую его босса кассету.
Ошибся я только в одном: это была не здоровая дубина, а компактная полицейская дубинка с утяжеленной свинцом головкой, какими пользуются для разгона демонстрантов или почесывания спины в труднодоступных местах. С другой стороны, он был молод и в хорошей спортивной форме, по крайней мере, если судить по его прятавшейся за углом фигуре. Инстинкт диктовал мне, что лучше подползти к противнику сзади и, застав врасплох, тихо обезвредить, но я его не послушался. Я вытащил пистолет из коричневой кожаной кобуры, которая пропиталась потом у меня на спине, и сделал три шага вперед.
Возможно, мне следовало производить меньше шума, но аккуратность не входит в число моих достоинств. Он услышал мои шаги, резко повернулся и… замер. С некоторых пор я ходил с австрийским «Глоком-17». Эта модель появилась на рынке в 1982 году и сразу завоевала огромную популярность. Корпус этого пистолета сделан из пластика, поэтому он весит всего 870 граммов – и это с полной обоймой на 17 патронов девятого калибра. По меткости он не знает себе равных. Есть у него еще одно достоинство, о котором изготовитель почему-то не упоминает в рекламе: если ты смотришь ему в дуло, у тебя возникает ощущение, что ты ему не нравишься.
С близкого расстояния он выглядел еще моложе. Максимум лет двадцати пяти, с реденькой бородкой, в белой кипе, покрывавшей почти всю голову. Я предположил, что он служил в спецназе, проникся религиозными идеями и поступил учиться в какую-нибудь местную ешиву.