– Я же тебе говорила. Я ждала такого, как ты. Того, кто не перестанет искать. А они перестали. В первые недели я еще им звонила. Они держались вежливо, но я сразу поняла, что они перестали искать. Мне нужно было, чтобы поиски продолжались.
– Из-за этого все похищения были похожи на первое?
– А что мне оставалось? Я хотела заставить их продолжать поиски с того места, где пропала Дафна. Все, что я знала об исчезновении Дафны, я повторяла с остальными. Я хотела, чтобы они обратили внимание на аналогии, чтобы сказали себе: «Надо искать первую девочку. Она ключ ко всему. Если мы ее найдем, найдем и всех остальных». Я все воспроизводила точно. Время, число, матери-одиночки, возраст девочек. Я ни в чем не ошиблась.
Она гордится собой, промелькнуло у меня. Каким-то безумным образом гордится своим педантизмом и точностью.
– Наверное, трудно по два года держать их у себя.
– Нисколько. Они меня любили. Я очень хорошо за ними ухаживала. Спроси ее, как ее зовут. Ну спроси!
– Как тебя зовут?
– Дафна.
– А я кто? – спросила Аталия.
– Моя мама. Мама Аталия.
Девочка говорила тихо, но четко произнося каждое слово, как будто повторяла за магнитофоном. Она обратила ко мне пронзительный взгляд, словно пыталась мне что-то сказать. Было еще не очень жарко, но в горле уже першило от первых песчинок, принесенных хамсином.
– Вот видишь. Она сама говорит. Я о ней заботилась. Я обо всех заботилась. Я покупала ей подарки.
– Поэтому вы ходили в торговый центр?
– Мы ходили за одеждой. Я сильно рисковала, но хотела, чтобы она была не хуже других. Не хватало еще ходить замарашкой.
– А если бы она сбежала?
– Я бы ее наказала. Хорошая мать должна уметь наказывать.
Безумие, снедавшее ее изнутри, теперь вырвалось наружу во всем своем уродстве.
– Тогда почему ты их убивала?
– Тому, кто забрал Дафну, нужна была девочка, а не женщина. Надо было, чтобы полиция находила тела девочек. Я много читала на эту тему. Те, кто любит девочек, не похожи на тех, кто любит маленьких женщин. Если бы их поймал настоящий похититель, он бы их мучил, совал бы в них разные предметы, а я ничего такого не делала. Я спасла их от него.
– Ты больна.
Она прикусила нижнюю губу, и у нее по подбородку потекла струйка крови.
– Спроси у любой матери, на что она готова пойти, чтобы спасти свою дочь. И каждая тебе ответит: на все. Убивать, грабить, лгать. На что угодно. Я должна была спасти свою дочь.
– Ее убил Реувен.
В первый раз за все время нашего разговора ее непоколебимая самоуверенность дала трещину.
– Ты врешь.
– Не было никакого извращенца. Мы нашли ее останки под сосной у него во дворе. Он случайно убил ее и испугался. Думал, что ты разозлишься на него, и спрятал труп.
– Ты врешь! Врешь! Врешь!
– Помнишь, что ты мне говорила? Все родители уверены, что их дети живы, даже те, кто твердо знает, что это не так.
– Она не умерла.
– Она умерла в день своего исчезновения. Десятого августа восемьдесят девятого года.
– Она не умерла!
Она издала полный отчаяния вопль. Так кричат хищные птицы, упустившие из когтей добычу за два взмаха крыльев до гнезда. Ее тело напряглось, одна рука начала сжиматься на горле девочки, а вторая, с ножом, подниматься вверх.
Я и с большого расстояния хорошо стреляю, а на такой дистанции промахнуться было невозможно. Ее плечо белело передо мной мишенью. Я мог выстрелить ей в руку или в бедро – в любом случае пуля отбросила бы ее назад, подальше от девочки.
Я выстрелил.
На мгновение настала полная, окончательная, неподвижная тишина. Первой из оцепенения вышла девочка. Она шевельнулась, попыталась перешагнуть через лежащее на песке тело, но ноги у нее подкосились, и она упала на колени. Она заговорила с мертвой женщиной, повторяя одно и то же слово:
– Яара. Яара, Яара, Яара. Меня зовут Яара. Яара меня зовут. Я – Яара. Яара, Яара, Яара.
Издалека донесся металлический скрежет. В парке аттракционов запускали карусель. Вертолет пошел на снижение, поднимая вверх струйки песка, которые завивались кольцами, похожими на парящих в воздухе желтых змей.
Эпилог
Я спал. Сладким дневным сном. Сладким сном без кошмаров. В комнате тихонько урчал кондиционер да из-за закрытого окна доносился приглушенный уличный шум. Когда зазвонил мобильник, я ответил, толком не проснувшись. Скорее даже я позволил звонку проникнуть в темные глубины моего сна, который уже рассеивался. Через полуприкрытые веки я начал различать очертания помещения, служившего мне спальней, и вспомнил, что я в больнице, в комнате отдыха для персонала. Одна из медсестер разрешила мне здесь вздремнуть.
– Кто это? – простонал я в трубку.
– Кравиц.
– Который час?
– Шесть.
– Утра или вечера?
– Вечера.
– Что слышно?
– Ты пропустил все представление. Шавид созвал пресс-конференцию, но тут явился генеральный инспектор. Задвинул Шавида в дальний угол, как нашкодившего мальчишку, и поведал, что лично руководил расследованием. Кто-то из журналистов спросил насчет тебя, и генеральный сказал, что в ближайшие дни тебя пригласят и вручат медаль. Я думал, Шавида хватит удар.
Я хихикнул. Мне было так хорошо в этой темноте.
– Жалко, что не хватил.