Шестьдесят рассказов

С карниза свисали белые стропы, на которых болталось что-то темное — то ли сумка с неприкосновенным запасом, то ли останки самого летчика, над которыми хорошо поработали солнце, вороны и снежные бури. Склон в этом месте был очень крутым, но не таким уж неодолимым — примерно третьей степени сложности. Франческини довольно быстро добрался до карниза и увидел, что черная штуковина — просто клубок перепутанных и обрезанных ножом лямок. Он стянул парашют вниз. Чуть поодаль, на небольшой террасе, виднелся какой-то ярко-красный предмет: это был двойной прорезиненный жилете парой странных металлических рычажков; стоило привести в действие один из них, как жилет мгновенно со свистом наполнялся воздухом. На нем была надпись: «Л-т Ф. П. Мюллер, Филадельфия». Еще ниже Франческини нашел пустую обойму от пистолета — все патроны были расстреляны, — а в самом низу, в углублении, между скалой и снегом, заполнявшим расщелину, — зеленый фланелевый шарф из военного обмундирования и короткий штык с обломанным острием. Самого летчика нигде не было.

(Первым выпрыгнул Франклин Дж. Годжер, следом за ним — он. А остальные? Белый купол его парашюта уже раскрылся, а те почему-то все не прыгали. Парашют Годжера был под ним, метрах примерно в пятидесяти. Рев моторов постепенно затихал, словно уходил в вату.

Он заметил, что по мере того как они снижались, ветер относил их в сторону от долины, к горам, покрытым снегом. Горы росли прямо на глазах, ощетиниваясь причудливыми скалами; они были изрезаны темными расщелинами, на дне которых, отливая голубизной, лежал снег.

— Годжер! Годжер! — позвал он, но тут между ним и его товарищем внезапно выросла стена.

Она быстро приближалась. Это был желтовато-серый отвесный склон, который вдруг стал валиться на него. Вытянув вперед руки, он попытался смягчить удар.)

Спустившись в долину, Франческини сообщил об увиденном на ближайший американский пост. Наверх он вернулся лишь через двенадцать дней. За это время снег заметно подтаял, но новые поиски ни к чему не привели. Он совсем уже собрался уходить, как вдруг справа, в углублении, увидел наполовину вытаявший из снега труп — почти нетронутый, только с пустыми глазницами; и еще на темени виднелась страшная рана, круглая и глубокая, как чашка… Это были останки мужчины лет двадцати четырех, высокого, темноволосого. Над трупом уже вились мухи.

(Он ударился о стену, правда, удар был не таким сильным, как можно было ожидать. Ухватиться ни за что не удалось; его отбросило от стены, и он повис в воздухе, почему-то перестав снижаться. Парашют зацепился за едва заметный выступ. Теперь он висел над бездной.

Вокруг торчали бесформенные обломки скал, потрескавшиеся, древние, просто непонятно было, на чем они держатся. Светило солнце. Но он смотрел вниз, на дно ущелья (сверху оно казалось почти плоским), на эту гладкую и такую манящую белую дорожку. У него мелькнула мысль, что он, должно быть, выглядит сейчас очень смешно — болтается на стропах, словно марионетка. Прямо напротив торчал какой-то кривой пик, похожий на монаха, и, казалось, смотрел на него — без всякого сочувствия.

Было слишком тихо. Он снял шлем в надежде уловить какой-нибудь, пусть хоть отдаленный звук, свидетельствующий о близости человека. Ничего. Ни крика, ни выстрела, ни колокольного звона, ни шума мотора. Он закричал что было сил:

— Годжер! Годжер!

— Годжер, Годжергоджер! Годж!.. Годж! — откликнулось эхо.

Холодное, четкое, казалось, оно хотело дать ему понять: нет здесь никого и ничего, кроме скал, и все твои призывы напрасны.)

Когда американцы узнали об этом, вместе с Франческини в горы отправилось человек десять во главе с лейтенантом. Без привычки к горам они с трудом добрались до места. Проводник и офицер объяснялись между собой на ломаном французском. Труп уложили в мешок, и отряд стал спускаться вниз по крутому, забитому снегом каньону. Но в одном месте на их пути попалась каменистая осыпь. Здесь офицер приказал всем остановиться. Франческини воспользовался передышкой, чтобы получше рассмотреть «свою» стенку, особенно один камин. Вдруг уголком глаза он заметил какое-то движение. Мешок с трупом, подпрыгивая на камнях, катился вниз. Франческини взглянул на лейтенанта, но тот и бровью не повел.

(В полутора метрах от его ног тянулся небольшой карниз, на котором местами лежали подушки снега. Это был единственный шанс. Он обрезал мешавшие ему ремни и, уцепившись руками за стропы, стал потихоньку спускаться, пока не коснулся ногами опоры. Теперь он стоял на карнизе.

Но под карнизом была пропасть. Чуть наклонившись, он поглядел вниз, но так и не смог увидеть, где же кончается эта отвесная стена. Горы! Никогда раньше он не видел их вблизи. Они были чужими, слишком красивыми и такими обманчивыми. Как же они ему сейчас ненавистны! И все-таки нужно из них выбраться. Вот если бы можно было использовать стропы парашюта. Но они теперь висели над ним, разве до них дотянешься? Вечерело. Солнце близилось к закату, и ему стало страшно. Было холодно.

— Э-гей! — отчаянно закричал он.